На траве зелёной лета
стану петь тебе я песни,
и ромашек тихий лепет
мне поможет рассказать,
как трудна была дорога
через годы, через беды,
как мерещилась повсюду
глаз печальных бирюза.
Неужели не заметишь,
не услышишь, не поймёшь;
иль подумаешь, что ветер
всё это шепчет?
Я могла бы петь и громче,
да боюсь - услышат птицы,
разнесут молву по свету,
наболтают, оболгут.
Лучше пусть тебе приснится
эта песня летней ночью,
как пою её тихонько
на ромашковом лугу.
Неужели не очнёшься,
не поверишь, не вздохнёшь;
иль подумаешь, что просто
всякое снится?
Пусть тогда и я увижу
летней ночью сон чудесный,
будто ты поёшь мне тихо,
как ты без меня устал...
Пусть звенит, как ключик, песня,
и не громче, и не тише,
только я б тогда хотела
спать всегда.
On the green summer grass
I will sing to you songs,
and daisies quiet babble
help me to tell
how hard the road was
through the years, through the troubles,
as it seemed everywhere
sad turquoise eyes.
Can't you see
you won't hear, you won't understand;
or think that the wind
is it all whispering?
I could sing louder
but I'm afraid - the birds will hear,
will spread the word around the world,
chatter, slander.
Better let you dream
this song on a summer night
how I sing it softly
in a chamomile meadow.
Can't you wake up
you won't believe, you won't sigh;
or think that it's easy
any dream?
Then let me see
on a summer night a wonderful dream,
like you're singing to me softly
how tired you are without me ...
Let the song ring like a key
neither louder nor quieter,
only I would then want
sleep always.
