Дышит апрелем ветер с боков,
А здесь до капелей еще далеко.
На тысячу верст не встретишь души.
Лежит Пустозерск в безлюдной глуши.
Здесь путь многотрудный сквозь мерзлую тишь.
Здесь месяц над тундрой висит, как бердыш.
Вдали от селений забор и нора.
Здесь собственной тени — и то будешь рад,
Стенаниям волка и смеху сыча.
А где-то ведь Волга в весенних лучах!
Родное Григорово в душистом цвету.
Деды у заборов корзины плетут.
Земля дышит паром, блестит небосвод.
У церковки старой нарядный народ.
В солнечных бликах сады и трава.
Памятью никнет его голова.
С прерывистым стоном он вспомнил опять
У старой иконы склоненную мать,
Платочек и прядку, лампадку в ночи,
Скамейку и кадку, сверчка на печи.
Далекие дали, часовенный звон,
Кувшинки качались в пруду золотом.
Далекие дали, часовенный звон,
Кувшинки качались в пруду золотом.
April is breathing in the wind from the sides,
And here, the drops are still far away.
For a thousand miles you will not find a soul.
Lies Pustozersk in a deserted wilderness.
Here the path is difficult through frozen silence.
Here a month hangs over the tundra like a berdysh.
Away from the villages there is a fence and a hole.
Here is your own shadow - and you will be glad
To the wailing of a wolf and the laugh of an owl.
And somewhere, after all, the Volga is in the spring rays!
Native Grigorovo in fragrant color.
Grandfathers weave baskets at the fences.
The earth breathes steam, the sky shines.
At the church of the old smart people.
In sunny glare, gardens and grass.
His head goes nowhere.
With an intermittent groan, he remembered again
The old icon has a bowed mother
Handkerchief and lock, lamp in the night
Bench and tub, cricket on the stove.
Distant distant, a clock ringing
Water lilies swayed in a pond in gold.
Distant distant, a clock ringing
Water lilies swayed in a pond in gold.
