Ты завязывал шейный платок - как прощался с собой,
Ибо зеркалу строил гримасы весьма похоронно.
(Никакого Харона!) Выскакивал в город холодный,
Воздух пил голубой.
Я не мог шевельнуться, следил положенье вещей,
И как пёс, понимал, но не смел это выразить звуком.
Только в снах приходила ко мне молодая наука
В изумрудном плаще.
Рулевой был левша, но и что нам помехи с того?
Весельчак, и смельчак, и к тому же, похоже, удачлив.
Он бывал в самых дальних краях и забрался бы дальше,
Но попался с травой.
Катарина, жемчужина, женщина, счастье, судьба,
Улыбалась легко и писала смешные записки,
Сарафан надевала, старинные ставила диски,
Прядь сдувала со лба...
Фотографии этой, мне кажется, тысяча лет,
Пожелтела, поблёкла, изрядно потёрлась на сгибах.
Что-то мы уберечь не смогли, остальное погибло...
А платок уцелел.
You tied a scarf - as you said goodbye to yourself,
For the mirror made grimaces very funeral.
(No Charon!) Jumped into the cold city,
The air drank blue.
I couldn't move, I watched the state of affairs,
And as a dog, he understood, but did not dare to express it with sound.
Only in dreams did young science come to me
In an emerald cloak.
The helmsman was left-handed, but what's the use for us?
Cheerful and daredevil, and moreover, it seems, is lucky.
He has been to the farthest lands and would climb further,
But I got caught with the grass.
Katarina, pearl, woman, happiness, destiny,
Smiled lightly and wrote funny notes
I put on a sundress, put on vintage discs,
A strand was blown off my forehead ...
This photograph, it seems to me, is a thousand years old,
Turned yellow, faded, pretty rubbed at the folds.
Something we could not save, the rest died ...
And the handkerchief survived.
