В ночном кафе на Дизенгоф
мы пиво пьем – и вся любовь.
И вся любовь в одном глотке,
орел и решка в кулаке.
И эта ночь, в конце концов,
длинна как память праотцев,
где в чьей-то пламенной душе
я был молекулой уже;
и кто-то натянул струну,
а я во времени тону.
Понятно там, в другой стране,
что глина красная во мне.
Мы пиво пьем на Дизенгоф,
бокал пустеет, а любовь
длинней еще на полглотка
плюс все прошедшие века.
Но в краткой памяти моей
полно синиц и журавлей,
душа слепа, пуста сума
и больше горя, чем ума.
Немало наломала дров
моя короткая любовь.
Но я живу так много дней
с короткой памятью моей.
В ночном кафе на Дизенгоф
мы пиво пьем, а вся любовь
в одном оставшемся глотке.
Орел иль решка в кулаке?
И ночь становится длинней
короткой памяти моей,
с короткой памятью иду
я в память длинную мою.
Я ей веками счет веду
и задыхаюсь и молю:
не оставляй меня, любовь,
в пустом кафе на Дизенгоф.
In the night cafe on the DiensHof
We drink beer - and all love.
And all love in one sip,
Eagle and rush in a fist.
And this night, in the end,
Long as a memory of the forefathers,
where in someone's flame soul
I was a molecule already;
And someone pulled the string,
And I tone in time.
Understandable there in another country
That the clay is red in me.
We drink beer for Dizengof,
The glass is empty, and love
longer for half aft
Plus all past century.
But in my brief memory
Full of blue and caravel,
Slepa soul, empty
And more grief than the mind.
Many firewood
My short love.
But I live so many days
With my short memory.
In the night cafe on the DiensHof
We drink beer, but all love
In one remaining sip.
Eagle Ile Rusk in a fist?
And the night becomes longer
My short memory
with short memory go
I'm in memory long my.
I am the bill to her for centuries
And choking and praying:
Do not leave me, love,
In the empty cafe on the dynetgif.