Текст песни Яна Лехчина - Ворожея

Не просите историй, вы слышите, не просите,
будет звонок и зол переменчивый мой язык.

Разгорался сентябрь, и диск солнца пылал в зените,
оседал в горле вкус приближающейся грозы.
Гарцевал гнедой конь перед маленькими домами,
брызги пламени с треском летели из-под копыт.
И шипел красный всадник, что мы его обокрали,
что его обокрали, и время пришло платить.

Мой язык слова точит железом, льёт наземь мёдом,
колдовать не умею, но как же я говорю.

Когда видели мы ворожею чужого рода
и в чьём доме ей дали пристанище и приют?
«Выводите её со двора да вяжите крепко
её вечно открытый, трепещущий алый рот».

Я вплетаю себе в косы бусины, кости, ветки,
надеваю рубаху с солнцем наоборот.
Я могла одним именем, названным тихо, ровно,
успокоить его разошедшийся страшный гнев.
Знаю, как взрастить зависть, разжечь словом месть и войны.

Выводили отцы дочерей, только все не те.
От плеча красный всадник хлестнул коня медной плетью:
занимался пожар, где на землю упала кровь.
И он выжег в тот день дотла маленькую деревню,
потоптал пепелище копытами его конь.

Не просите, вы слышите, рваных моих историй,
мой язык колет, мелет и громко зовёт беду.
Я умею скрываться, сбивать в рукава дороги,
ускользать из оков,

но куда лучше говорю.

Do not ask for stories, you hear, do not ask
there will be a call and my changeable language will be angry.

September flared up, and the disk of the sun burned at its zenith,
the taste of an approaching thunder settled in his throat.
A bay horse pranced in front of small houses,
splashes of flame flew out from under the hooves.
And the red horseman hissed that we robbed him,
that he was robbed, and the time has come to pay.

My tongue sharpens the word with iron, pours honey on the ground,
I can’t conjure, but how do I say.

When we saw a messenger of a strange kind
and in whose house was she given shelter and shelter?
“Take her out of the yard and knit tightly
her forever open, trembling scarlet mouth. "

I weave beads, bones, branches into my braids
I put on a shirt with the sun on the contrary.
I could have one name, called quietly, exactly,
reassure his fierce anger.
I know how to grow envy, kindle the word revenge and war.

The fathers of the daughters deduced, only not all of them.
From the shoulder, the red rider whipped the horse with a copper lash:
engaged in a fire where blood fell on the ground.
And he burned down a small village that day,
trampled his horse with hoofs.

Do not ask, you hear, torn my stories,
my tongue pierces, grinds and loudly calls trouble.
I know how to hide, knock on the sleeves of the road,
slip away from the shackles

but I’m talking much better.