Текст песни я-Александр Дулов - Грибоедов

Крест поэта

Темен жребий русского поэта:
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского – на эшафот.

М. Волошин [2]

Грибоедов

Бряцающий напев железных строф Корана
Он слышал над собой сквозь топот тысяч ног...
Толпа влачила труп по рынкам Тегерана,
И щебень мостовых лицо язвил и жег.

Трещало полотно, сукно рвалось и мокло,
Влачилось хлопьями, тащилось бахромой...
Давно уж по глазам очков разбитых стекла
Скользнули, полоснув сознанье вечной тьмой.

– Алла! О, энталь-хакк! – раскатами гремели
Хвалы, глумленье, вой – Алла! Алла! Алла!..
...Он брошенный лежал во рву у цитадели,
Он слушал тихий свист вороньего крыла.

О, если б этот звук, воззвав к последним силам,
Равнину снежную напомнил бы ему,
Усадьбу, старый дом, беседу с другом милым
И парка белого мохнатую кайму.

Но если шелест крыл, щемящей каплей яда
Сознанье отравив, напомнил о другом:
Крик воронья на льду, гранит Петрова града,
В морозном воздухе – салютов праздный гром, –

Быть может, в этот час он понял – слишком поздно
Что семя гибели он сам в себе растил,
Что сам он принял рок империи морозной:
Настиг его он здесь, но там – поработил:

Его, избранника надежды и свободы,
Чей пламень рос и креп над всероссийским сном,
Его, зажженного самой Душой Народа,
Как горькая свеча на клиросе земном.

Смерть утолила все. За раной гаснет рана,
Чуть грезятся еще снега родных равнин...
Закат воспламенил мечети Тегерана
И в вышине запел о Боге муэдзин.

1936

Даниил Андреев

Poet's cross

The lot of the Russian poet is dark:
Inscrutable rock leads
Pushkin at the barrel of a pistol,
Dostoevsky - on the scaffold.

M. Voloshin [2]

Griboyedov

The clatter of iron verses of the Quran
He heard above him through the stamping of thousands of feet ...
The crowd dragged the corpse through the markets of Tehran,
And the rubble of the pavements sore and burned his face.

The canvas cracked, the cloth was torn and wet,
Dragged in flakes, dragged in a fringe ...
For a long time already in the eyes of glasses of broken glass
Slid, slashing consciousness with eternal darkness.

- Alla! Oh enthal-hack! - thundered
Praises, mockery, howl - Alla! Alla! Alla! ..
... He lay abandoned in a ditch near the citadel,
He listened to the soft whistle of a crow's wing.

Oh, if this sound, calling to the last forces,
The snowy plain would remind him
Manor, old house, conversation with a dear friend
And a parka with a white furry border.

But if the rustle of wings, a pinching drop of poison
Having poisoned my consciousness, I recalled something else:
Crow's cry on ice, Petrov Grad granite,
In the frosty air - idle thunder of fireworks, -

Perhaps at this hour he realized - too late
That he grew the seed of death within himself,
That he himself took the rock of the frosty empire:
He overtook him here, but there - he enslaved:

Him, the chosen one of hope and freedom,
Whose flame grew and grew stronger over the all-Russian dream,
His, kindled by the very Soul of the People,
Like a bitter candle on the earthly choir.

Death satisfied everything. The wound goes out behind the wound,
The snows of the native plains are still dreaming a little ...
Sunset set fire to Tehran's mosques
And above the muezzin began to sing about God.

1936

Daniil Andreev