В тот месяц май, в тот месяц мой
Во мне была такая легкость,
И, расстилаясь над землей,
Влекла меня погоды легкость.
Я так щедра была, щедра
В счастливом предвкушенье пенья,
И с легкомыслием щегла
Я окунала в воздух перья.
Но, слава богу, стал мой взор
И проницательней, и строже,
Но каждый вздох и каждый взлет
Обходится мне все дороже.
И я причастна к тайнам дня.
Открыты мне его явленья.
Вокруг оглядываюсь я
С усмешкой старого еврея.
Я вижу, как грачи галдят,
Над черным снегом нависая,
Как скучно женщины глядят,
Склонившиеся над вязаньем.
И где-то, в дудочку дудя,
Не соблюдая клумб и грядок,
Чужое бегает дитя
И нарушает их порядок.
That month May, that month mine
I was so light
And, spreading above the ground,
Lightness attracted me to the weather.
I was so generous, generous
In a happy anticipation of singing,
And with the frivolity of the goldfinch
I dipped feathers in the air.
But, thank God, my eyes became
And shrewd and stricter
But every breath and every takeoff
It costs me more and more.
And I share in the secrets of the day.
His manifestations are revealed to me.
I look around
With the grin of an old Jew.
I see the rooks roaring
Hanging over the black snow,
How bored women look,
Leaning over knitting.
And somewhere, blowing a pipe,
Not observing flower beds and beds,
Alien child runs
And violates their order.