Текст песни Aesma Daeva - The Camp of Souls

The Camp Of Souls

[An adaption of the poem by Isabella Valancy Crawford]

My white canoe, like the silvery air
O'er the River of Death that darkly rolls
When the moons of the world are round and fair,
I paddle back from the 'Camp of Souls.'
When the wishton-wish in the low swamp grieves
Come the dark plumes of red 'Singing Leaves.'

Two hundred times have the moons of spring
Rolled over the bright bay's azure breath
Since they decked me with plumes of an eagle's wing,
And painted my face with the 'paint of death,'
And from their pipes o'er my corpse there broke
The solemn rings of the blue 'last smoke.'

Two hundred times have the wintry moons
Wrapped the dead earth in a blanket white;
Two hundred times have the wild sky loons
Shrieked in the flush of the golden light
Of the first sweet dawn, when the summer weaves
Her dusky wigwam of perfect leaves.

Two hundred moons of the falling leaf
Since they laid my bow in my dead right hand
And chanted above me the 'song of grief'
As I took my way to the spirit land;
Yet when the swallow the blue air cleaves
Come the dark plumes of red 'Singing Leaves.'

White are the wigwams in that far camp,
And the star-eyed deer on the plains are found;
No bitter marshes or tangled swamp
In the Manitou's happy hunting-ground!
And the moon of summer forever rolls
Above the red men in their 'Camp of Souls.'

Blue are its lakes as the wild dove's breast,
And their murmurs soft as her gentle note;
As the calm, large stars in the deep sky rest,
The yellow lilies upon them float;
And canoes, like flakes of the silvery snow,

Through the tall, rustling rice-beds come and go.

Green are its forests; no warrior wind
Rushes on war trail the dusk grove through,
With leaf-scalps of tall trees mourning behind;
But South Wind, heart friend of Great Manitou,
When ferns and leaves with cool dews are wet,
Bows flowery breaths from his red calumet.

Never upon them the white frosts lie,
Nor glow their green boughs with the 'paint of death';
Manitou smiles in the crystal sky,
Close breathing above them His life-strong breath;
And He speaks no more in fierce thunder sound,
So near is His happy hunting-ground.

Yet often I love, in my white canoe,
To come to the forests and camps of earth:
'Twas there death's black arrow pierced me through;
'Twas there my red-browed mother gave me birth;
There I, in the light of a young man's dawn,
Won the lily heart of dusk 'Springing Fawn.'

And love is a cord woven out of life,
And dyed in the red of the living heart;
And time is the hunter's rusty knife,
That cannot cut the red strands apart:
And I sail from the spirit shore to scan
Where the weaving of that strong cord began.

But I may not come with a giftless hand,
So richly I pile, in my white canoe,
Flowers that bloom in the spirit land,
Immortal smiles of Great Manitou.
When I paddle back to the shores of earth
I scatter them over the white man's hearth.

For love is the breath of the soul set free;
So I cross the river that darkly rolls,
That my spirit may whisper soft to thee
Of thine who wait in the 'Camp of Souls.'
When the bright day laughs, or the wan night grieves,
Come the dusky plumes of red 'Singing Leaves.'

Лагерь душ

[Адаптация стихотворения isabella валенцина Кроуфорда]

Моя белая каноэ, как серебристый воздух
На реку смерти, что мрачно бросается
Когда луны мира круглые и справедливые,
Я вел обратно из «лагеря душ».
Когда желание желания в низких болотах
Приходите темные плиты красных «пение листьев».

Двести раз имеют луны весны
Прокатился над ярким лазурным дыханием
Так как они украсили меня плюгами крыла орла,
И нарисовал мое лицо «краской смерти»,
И из их труб запускаться мой труп там сломался
Торжественные кольца синего «последний дым».

Двести раз у зимнего луна
Обернул мертвую землю в одеяло белый;
Двести раз у диких неба
Воскреснулся в промывку золотого света
Первого сладкого рассвета, когда летние ткани
Ее темный вигвам идеальных листьев.

Двести лун падающего листа
Так как они заложили свой лук в моей мертвой правой руке
И повторил над мной «песня горе»
Когда я взял мой путь к сушеной земли;
Тем не менее, когда глотает синие воздушные расщепления
Приходите темные плиты красных «пение листьев».

Белые - это вигвамы в этом дальнем лагере,
И обнаруживаются звездный олень на равнинах;
Не горькие болота или запутанные болота
В счастливой охотничье земле Маниту!
И луна лета вечно рулоны
Над красными мужчинами в их «лагере души».

Синий - это его озера, как грудь дикого голубя,
И их шумы мягкие, как ее нежная записка;
Как спокойное, большие звезды в глубоком небе покой,
Желтые лилии на них плавают;
И каноэ, как хлопья серебристого снега,

Через высокорослое ржавые рисовые кровати приходят и уходят.

Зеленый - это его леса; Нет воина ветра
Бросается на военный троп сумерка роща,
С листьями-косами высоких деревьев траура позади;
Но южный ветер, сердечный друг великого маниту,
Когда папоротники и листья с прохладными росами мокрые,
Луки цветочные дыхания от его красной каучуки.

Никогда не на них лежат белые морозы,
И не сияет их зеленые ветви с «краской смерти»;
Маниту улыбается в хрустальном небе,
Близкое дыхание над ними его жизнь - сильное дыхание;
И он больше не говорит о жестоком звуке грома,
Так возле его счастливая охотничье пальца.

Тем не менее, часто я люблю, в моем белом каноэ,
Прийти в леса и лагеря Земли:
«Twas там черная стрелка смерти пронзила меня;
«Twas там моя красная мать дала мне рождение;
Там я, в свете рассвета молодого человека,
Выиграл лилию сердце сумерка, пружинивающего палец.

И любовь - это шнур, сплетенный от жизни,
И окрашены в красном живого сердца;
И время ржавый нож охотника,
Что не может разрезать красные пряди:
И я плыву от духового берега, чтобы сканировать
Где началось плетение этого прочного шнура.

Но я не могу прийти с бездумной рукой,
Так богато куча, в моем белом каноэ,
Цветы, которые цветут в сухопутной земле,
Бессмертные улыбки великого манитоу.
Когда я вернусь на берегу земли
Я рассеиваю их над очагом Белого человека.

За любовь - это дыхание души, освобождающуюся;
Поэтому я пересекаю реку, которая темно рулона,
Что мой дух может шептать мягко для тебя
Твоего, который ждет в «лагере души».
Когда яркий день смеется, или ночь WAN играет,
Приходите темные плиты красных «пение листьев».