Текст песни Alan Rickman - The Return of the native диск1 файл12

The brilliant lights and sooty shades which struggled upon the skin and clothes of the persons standing round caused their lineaments and general contours to be drawn with Dureresque vigour and dash. Yet the permanent moral expression of each face it was impossible to discover, for as the nimble flames towered, nodded, and swooped through the surrounding air, the blots of shade and flakes of light upon the countenances of the group changed shape and position endlessly. All was unstable; quivering as leaves, evanescent as lightning. Shadowy eye-sockets, deep as those of a death's head, suddenly turned into pits of lustre: a lantern-jaw was cavernous, then it was shining; wrinkles were emphasized to ravines, or obliterated entirely by a changed ray. Nostrils were dark wells; sinews in old necks were gilt mouldings; things with no particular polish on them were glazed; bright objects, such as the tip of a furze-hook one of the men carried, were as glass; eyeballs glowed like little lanterns. Those whom Nature had depicted as merely quaint became grotesque, the grotesque became preternatural; for all was in extremity.

Hence it may be that the face of an old man, who had like others been called to the heights by the rising flames, was not really the mere nose and chin that it appeared to be, but an appreciable quantity of human countenance. He stood complacently sunning himself in the heat. With a speaker, or stake, he tossed the outlying scraps of fuel into the conflagration, looking at the midst of the pile, occasionally lifting his eyes to measure the height of the flame, or to follow the great sparks which rose with it and sailed away into darkness. The beaming sight, and the penetrating warmth, seemed to breed in him a cumulative cheerfulness, which soon amounted to delight. With his stick in his hand he began to jig a private minuet, a bunch of copper seals shining and swinging like a pendulum from under his waistcoat: he also began to sing, in the voice of a bee up a flue—
"The king' call'd down' his no-bles all',
By one', by two', by three';
Earl Mar'-shal, I'll' go shrive'-the queen',
And thou' shalt wend' with me'.

"A boon', a boon', quoth Earl' Mar-shal',
And fell' on his bend'-ded knee',
That what'-so-e'er' the queen' shall say',
No harm' there-of' may be'."

Блестящие огни и сажи, которые боролись на кожу и одежду, стоящих вокруг людей, вызвали их линеаменты и общие контуры с помощью Dureresque Vigor и Dash. Тем не менее, постоянное моральное выражение каждого лица было невозможно обнаружить, поскольку, поскольку ловкое пламя возвышалось, кивнуло и проваливалось через окружающий воздух, блоки тени и хлопья света на вытягиваниях группы изменили форму и бесконечно положение. Все было нестабильным; дрожа, как листья, эванергия как молния. Тенистые глаза, глубокие, как голова смерти, внезапно превратились в ямы блеска: чеканка фонаря была кавернозной, затем она сияла; Морщины были подчеркнуты овраги или полностью уничтожены измененным лучом. Ноздри были темными скважинами; Синусы в старых шеях были позолоченными молдингами; Вещи без особого лака на них были застекленными; Яркие предметы, такие как кончик фурзея, один из переношенных мужчин, были такими же стеклянными; Глаза светились, как маленькие фонари. Те, кого природа изображала как просто странные, стали гротескными, гротеск стал сверхъестественным; Ибо все было в конце.

Следовательно, может случиться так, что лицо старика, которое, как и других, было призвано на высоты восходящим пламенем, было не просто носом и подбородком, казалось, это было заметным количеством человеческого лица. Он встал, выпив себя в жару. С динамиком, или колом, он бросил отдаленные обрывы топлива в пожар, глядя на середину кучи, иногда поднимая глаза, чтобы измерить высоту пламени, или следовать за великими искрыми, которые поднялись с ним и плыву прочь в темноту. Сияющее зрелище и проникающее тепло, казалось, породили в нем кумулятивную бодрость, которая вскоре составила удовольствие. С его палкой в ​​руке он начал прижимать частное Minuet, куча медных тюленей, сияющих и качающихся, как маятник из -под его жилета: он также начал петь, голосом пчелы в дымоходе
«Король» позвонила, «все его без возврата»,
Одним ', на два', тремя ';
Граф Мар'-Шал, я буду сдерживать-королева ',
И ты "Шальт" со мной ".

«Бун», Бон », Quoth граф« Марк-Шал »,
И упал на его колено с погибкой »,
Что что-то, так что «королева» скажет ',
Никакого вреда «там может быть».