Автор: Владимир Листомиров
Я читал много книг, но тебя я прочесть не смог.
Я писал много строк, но тебя написать нельзя.
Просто ты каждый раз появлялась под эпилог,
Независимой тенью сквозь строчки мои скользя.
Я чертил на стене путь от комнаты до тебя,
Рисовал твои руки на жёлтых страницах книг,
И ужасно боялся нечаянно потерять
Эту хрупкую связь,
Возникающую на миг.
Снова выучив буквы, я тщетно слагал слова:
Получалось лишь имя,
Звучащее как табу.
Видно, формулу счастья случайно настиг провал,
Ибо счастье моё умещалось в цепочке букв.
Я любил тебя?
Боже, конечно же,
Я любил.
Но не так, как народ любит музыку и вино.
Если я был ранением, ты была – белый бинт,
Между жизнью и смертью связующее звено.
И от этой любви можно было сойти с ума.
От себя самого навсегда совершить побег.
И я дал себе слово: за месяц создать роман,
Где не будет ни строчки,
Написанной о тебе.
Я творил день за днём,
Я писал обо всем подряд,
Мой роман превращался в бессмертную ленту слов.
Так прошло сорок дней. И однажды под вечер я
Окончательно понял: роман, наконец, готов.
Но когда я открыл его, сделав глубокий вдох,
Залегла сеть морщин в уголках потемневших глаз.
Ведь на каждой странице,
Исписанной от и до,
Было имя твоё, повторенное сотни раз.
Posted by: Vladimir Lelomirov
I read a lot of books, but I could not read you.
I wrote a lot of lines, but you can not write.
Just you every time appeared under the epilogue,
An independent shadow through the lines of my sliding.
I died on the wall path from the room to you,
Drew your hands on the yellow pages of books,
And he was terribly afraid of to lose
This fragile communication,
Mug arising.
After having having learned the letters, I made words in vain:
Only a name was obtained
Sounding like taboos.
It can be seen, the formula of happiness accidentally overtook fails,
For my happiness felt in a chain of letters.
I loved you?
God, of course,
I loved.
But not as the people love music and wine.
If I was injured, you were - a white bandage,
Between life and death binder link.
And from this love could be crazy.
From myself forever make escape.
And I gave myself a word: for a month I create a novel,
Where there will be no lines,
Written about you.
I worked the day by day,
I wrote about everything in a row
My romance turned into an immortal tape of words.
So there was forty days. And once in the evening I
I finally understood: the novel, finally, is ready.
But when I opened it by making a deep breath,
Floored a network of wrinkles in the corners of the darkened eyes.
After all, on every page,
Written from and to
It was your name, repeated hundreds of times.
