Ты сменил мои тёплые руки на другие, что чуть похожи.
Сердце сохнет, и холод неба не колышет тепло одеял.
Знаешь, этот недуг встречают у двоих человек из сотни,
И, наверное, я принудил в их число записать тебя.
Я кусаю сухой батончик. Ты не любишь орехи в «Милко»,
Я об этом забуду точно, но прошло только 8 дней.
График снова меня выносит, и на сердце цветёт могилка
Из остатков того, чужого, кто вторым в сотне стал моей.
Я не знаю в какой из тысяч ты завёл себе дом и ужин,
Вместе с каждой почти сто первой, что целует твои глаза.
Если дождь завершится ночью, утром будешь лишь ты простужен,
Но об этом простейшем факте будет некому рассказать.
Я узнал, ты мечтал о сыне, и завидовал детям Рёты,
Синтезировал новый воздух хлоропластами в волосах.
Наша жизнь оборвётся только с окончанием той субботы,
За которую я успею растворится в скупых в лучах.
You changed my warm hands to the other, that a little bit alike.
The heart dries, and the cold sky does not peg the warm blankets.
You know, this ailment is met by two people from hundreds,
And, probably, I forced them to record you.
I bite a dry bar. You do not like nuts in Milko,
I'll forget this for sure, but only 8 days passed.
The schedule again makes me, and the grave blooms on the heart
From the remains of someone else who the second in the hundred became mine.
I do not know which of thousands you started my home and dinner,
Together with each almost a hundred first, which kisses your eyes.
If the rain is completed at night, you will only be cut in the morning,
But about this simplest fact will tell no one.
I found out, you dreamed of my son, and envied the children of the rods,
Synthesized the new air with chloroplasts in her hair.
Our life will turn around only with the end of that Saturday,
For which I will have time to dissolve in the beams.
