Я входил вместо дикого зверя в клетку,
Выжигал свой срок и кликуху гвоздём в бараке,
Жил у мо́ря, играл в рулетку,
Обедал чёрт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
Трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
Надевал на себя что сызнова входит в моду,
Сеял рожь, покрывал чёрной толью гумна
И не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны воронёный зрачок конвоя,
Жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все́ звуки, помимо воя;
Перешёл на шёпот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
Из него раздаваться будет лишь благодарность.
I entered instead of a wild beast in a cage,
Burned out his term and klikuhu nail in the barracks ,
Lived by the sea, playing roulette
Had dinner with the devil knows whom in a tailcoat .
From the height of the glacier I looked around half of the world ,
Thrice sank twice been ripped .
Threw the country that I nursed .
Forgotten of me can reach the city.
I wandered in the plains , remembering the screams of the Hun ,
Put on yourself that is catching on all over again ,
Sow rye, black roofing paper covered threshing floor
And not only drank the water dry .
I let into my dreams burnished pupil convoy
Ate the bread of exile , leaving crusts.
Let his chords all sounds , in addition to howling ;
Switched to a whisper . Now I am forty .
What should I say about life? That was long .
Only with the grief I feel solidarity.
But as long as my mouth did not score the clay ,
Heard of it will only be helpful .
