Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем,-
Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,-
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел.
Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.
Седовласый старик слишком долго возился с засовом -
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить - и ушел.
И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва,- нас встречают малиновым звоном!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?
Мне - чтоб были друзья, да жена - чтобы пала на гроб,-
Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Петр Святой - он апостол, а я - остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок.
Но сады сторожат - и убит я без промаха в лоб.
И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых,-
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя привезу: ты меня и из рая ждала!
I will die someday - we will always die someday, -
How could I guess so that not myself - that in the back with a knife:
Killed are spared, funeral and pamper paradise, -
I will not say about the living, but we protect the dead.
I’ll hit my face in the dirt, I’ll fall more beautiful on one side,
And the soul will strike on stolen nags at a gallop.
In the marvelous gardens of Eden I pick up pale pink apples.
It is a pity, the gardens guard and shoot without a miss in the forehead.
Galloped up - I look - something paradise in front of my eyes:
The non-bearing wasteland and total nothing is lawlessness.
And in the midst of nothing the cast gates towered
And a huge stage - five thousand - sitting on his lap.
How rye root! I humbled him with an affectionate word,
Yes, burrs from the urine barely tear and mane braided.
The gray-haired old man fiddled with the bolt for too long -
And grunted and grumbled, and could not open - and left.
And the exhausted people did not utter a single moan,
Suddenly he squatted from his numb knees.
Here, raspberries, lads - we are greeted with raspberry ringing!
Everything returned to the circle, and crucified above the circle hung.
Give all of us blessings, and how many demanded I blessed?
To me - that there were friends, but my wife - that I fell on the coffin, -
Well, for them I’ll pick up pale pink apples.
It is a pity, the gardens guard and shoot without a miss in the forehead.
I recognized the old man by the tears on his flabby cheeks:
This is St. Peter - he is an apostle, and I am a mutt.
Here are the cabbage gardens, in which a breakthrough of frozen apples.
But the gardens guard - and I was killed without a miss in the forehead.
And I drove the horses away from these rotten and chilly places, -
The horses are asking for oats, but I also bit the bit.
Along the cliff with a whip over the abyss the sinus of apples
I’ll bring it for you: you were waiting for me from paradise!
