На полянке детский сад, чьи-то внучки, дочки.
И панамки их торчат, словно белые грибочки.
Ах, какая благодать! Небеса теплом согреты,
До реки рукой подать, до реки рукой подать.
До войны одна неделя.
Вой сирены, Ленинград, орудийные раскаты.
Уплывает детский сад, от блокады, от блокады.
А у мам тоска тоской по Илюшке и по Анке,
По единственной такой, по единственной такой
Уплывающей панамке.
Кораблю наперерез огневым исчадьем ада
Мессершмита чёрный крест воспарил над детским садом.
На войне как на войне - попаданье без ошибки...
И панамки на воде, а панамки на воде,
Словно белые кувшинки...
Люди, люди, неужель это снова повторится?
Люди ,люди, им уже было б каждому за тридцать!
Тот же луг, и та река, детский щебет на полянке...
И клубятся облака, и клубятся облака,
Словно белые панамки.
In the meadow there is a kindergarten, someone's granddaughters, daughters.
And their panamas stick out like white mushrooms.
Oh, what a grace! The heavens are warm
A stone's throw to the river, a stone's throw to the river.
One week before the war.
Siren howl, Leningrad, gunfire.
Kindergarten floats away, from the blockade, from the blockade.
And mothers are longing for Ilyushka and Anka,
For the only one, for the only one
Floating panama hat.
I will cross the ship with the fiery fiend of hell
Messerschmitt, a black cross soared over the kindergarten.
In war as in war - hitting without error ...
And panamas on the water, and panamas on the water,
Like white water lilies ...
People, people, is it really going to happen again?
People, people, they would have been each over thirty!
The same meadow, and that river, children's chirping in the clearing ...
And the clouds swirl and the clouds swirl
Like white panama hats.
