Тлеет остывший костер,
на берег брошены весла,
в месяц вонзается острым
шпилем костел.
Вечный и преданный страж,
в речке полощется ива,
и глубоко под обрывом
дремлет, уставши,
лодочка наша,
утлый кораблик наш.
Ночь на латвийской реке
неописуема, ибо
плещется в Гауе рыба,
как на Оке.
Шорох звериных шагов
дальние ельники полнит,
и в полнолунную полночь
мерно проносят
по лесу лоси
кроны своих рогов.
С каплей росы на щеке
по заболоченной тропке
выйду бесшумно и робко
к спящей реке.
Черная плещет вода,
и над тишайшей Веленой
посередине Вселенной,
плавно снижаясь,
кружится аист
у своего гнезда.
август 1976
Cooled bonfire
Issue was thrown ashore
a month is stuck acute
Spling the church.
Eternal and devoted guard
In the river, IVA is used,
and deep under the break
Dormboard, tired,
our boat
Our ship.
Night on the Latvian River
indescribable, for
splash in gauh fish
As on the Oce.
The rustle of the animal steps
Far Elanniki is full
and in full-beard midnight
Merly rusted
in the forest Loss
Crowns of their horns.
With a drop of dew on the cheek
on a wetbed trail
I will come out silently and timidly
To sleeping river.
Black splashing water
and over the silent wood
in the middle of the Universe,
smoothly declining
Aist is spinning
At your nest.
August 1976.
