Переезжаем. В масштабе века - пустяк, конечно.
Шмотье и книги пакуем, грузим, перегружаем.
Какая мука. какая горечь, какая нежность -
Переезжаем, переезжаем, переезжаем.
Со мной, дружище, об этой боли не дискутируй.
Перед порогом стою как инок, перед мощами.
Не из квартиры одной в другую, не из квартиры.
Из дольки жизни в другую дольку перемещаюсь.
Я знаю этот подъезд на ощупь, на вкус, на запах.
Я прислоняюсь щекой к перилам - в том нету фальши.
Один приятель на юг уехал, другой - на запад.
А я напротив переезжаю, но это дальше.
Переезжаю - как это слово и жжет, и жалит.
Переезжают король и кучер, вор и епископ.
Душа ведь тоже. покинув тело, переезжает,
И только Богу потом известна ее прописка.
С балкона брошу, как в пруд монету, свой взгляд последний.
На зимний дворик, где наши липы и наши клены.
Переезжаю, и, не мигая, глядит во след мне
Живой подъезд мой, где ходит лифт мой одушевленный.
We are moving. On a century-long scale, of course.
We pack, load, overload items and books.
What a flour. what bitterness, what tenderness -
We move, we move, we move.
With me, my friend, do not discuss this pain.
I stand in front of the threshold like a monk, in front of the relics.
Not from apartment to apartment, not from apartment.
From a slice of life to another lobule I move.
I know this staircase by touch, taste, smell.
I rest my cheek against the railing - there is no falsehood.
One friend left south, the other west.
And I’m moving across, but it’s further.
I’m moving - as this word burns and stings.
The king and the coachman, the thief and the bishop are moving.
After all, the soul too. leaving the body, moving
And only then God knows her registration.
I’ll throw from the balcony, like a coin in a pond, my last look.
On the winter courtyard, where our linden trees and our maples.
I move, and, without blinking, looks at me in the wake
My living porch, where my animate elevator goes.
