Я слово позабыл, что я хотел сказать.
Слепая ласточка в чертог теней вернется,
На крыльях срезанных, с прозрачными играть.
B беспамятстве ночная песнь поется.
Не слышно птиц. Бессмертник не цветет.
Прозрачны гривы табуна ночного.
B сухой реке пустой челнок плывет.
Среди кузнечиков беспамятствует слово.
И медленно растет, как бы шатер иль храм,
То вдруг прикинется безумной Антигоной,
То мертвой ласточкой бросается к ногам,
С стигийской нежностью и веткою зеленой.
О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,
И выпуклую радость узнаванья.
Я так боюсь рыданья аонид,
Тумана, звона и зиянья!
А смертным власть дана любить и узнавать,
Для них и звук в персты прольется,
Но я забыл, что я хочу сказать, -
И мысль бесплотная в чертог теней вернется.
Bсе не о том прозрачная твердит,
Все ласточка, подружка, Антигона...
И на губах, как черный лед, горит
Стигийского воспоминанье звона.
Осип Мандельштам
I forgot the word that I wanted to say.
The blind swallow returns to the palace of shadows,
On cut wings, with transparent play.
In unconsciousness the night song is sung.
No birds are heard. Immortelle does not bloom.
The herds of a herd of night are transparent.
An empty shuttle floats in a dry river.
Among the grasshoppers, the word is forgotten.
And slowly growing, like a tent or a temple,
Then suddenly pretend to be crazy Antigone,
That dead swallow rushes to his feet
With stygian tenderness and a green branch.
Oh, if shame were also returned to the sighted fingers,
And the convex joy of recognition.
I'm so scared of sobbing aonid,
Fog, ringing and gaping!
And mortals are given power to love and to know,
For them, the sound will spill into your fingers,
But I forgot what I want to say -
And the ethereal thought will return to the chamber of shadows.
It's all about transparent repeats,
All swallow, girlfriend, Antigone ...
And on my lips burns like black ice
Stygian memory of ringing.
Osip Mandelstam
