Спит моя беда, вечный мой вопрос.
Ночь проходит мимо, приглушив время.
Я сжигаю ночь пачкой папирос.
Я еще надежде хоть чуть-чуть верю.
Тихо во дворе шаркает старик.
Первое метро открыло двери настежь.
Я дождусь еще утренней зари,
Нарисует мне ее в окне мастер.
Растворится грусть утренней росой,
Оживет душа, травленая болью.
Вынесет наверх жизни колесо,
Вынырну и воздуха напьюсь вволю.
И, хотя бы раз жажду утолив,
Я на вкус припомню, каково счастье.
Нота зазвучит в тающей дали,
Нота, та, которую сыграл мастер.
Вот и ночь прошла, ветер дым унёс.
В посветлевшем небе день слизнул звёзды.
Я сжигаю жизнь пачкой папирос.
Если нет надежды, то и жить поздно.
Спит моя беда, вечный мой вопрос.
Я еще надежде хоть чуть-чуть верю.
My trouble is sleeping, my eternal question.
The night passes by, muffled the time.
I burn at night a pack of cigarettes.
I still hope at least a little bit.
The old man shuffs quietly in the yard.
The first metro opened the doors wide.
I'll wait for the morning dawn,
He will draw her in the window of the master.
The sadness of the morning dew will dissolve,
The soul will come to life, poisoned by pain.
Will carry a wheel upstairs,
I will get out and get a lot of air.
And at least once thirsty, quenching
I taste like what happiness is.
The note will sound in melting Dali,
The note that the master played.
So the night passed, the wind smoke took away.
In the bright sky, the stars licked the day.
I burn my life with a pack of cigarettes.
If there is no hope, then live late.
My trouble is sleeping, my eternal question.
I still hope at least a little bit.
