x x x
Живу на даче. Жизнь чудна.
Свое повидло...
А между тем еще одна
душа погибла.
У мира прорва бедолаг,-
о сей минуте
кого-то держат в кандалах,
как при Малюте.
Я только-только дотяну
вот эту строчку,
а кровь людская не одну
зальет сорочку.
Уже за мной стучатся в дверь,
уже торопят,
и что ни враг - то лютый зверь,
что друг - то робот.
Покойся в сердце, мой Толстой
не рвись, не буйствуй,-
мы все привычною стезей
проходим путь свой.
Глядим с тоскою, заперты,
вослед ушедшим.
Что льда у лета, доброты
просить у женщин.
Какое пламя на плечах
с ним нету сладу,-
Принять бы яду натощак
принять бы яду.
И ты, любовь моя, и ты -
ладони, губы ль -
от повседневной маеты
идешь на убыль.
Как смертью веки сведены,
как смертью - веки,
так все живем на свете мы
в Двадцатом веке.
Не зря грозой ревет Господь
в глухие уши:
- Бросайте все! Пусть гибнет плоть.
Спасайте души!
Б.А. Чичибабин
1966
x x x
I live in the country. Life is weird.
Its jam ...
Yet another
lost soul.
The world Prorva poor fellows -
of this minute
someone kept in shackles,
as in Malyuta.
I just hold on
Now this line,
and not a single human blood
flood shirt.
Already me knocking on the door,
already in a hurry,
and that no enemy - the wild beast,
that one - the robot.
Rest in my heart, my fat
not rvis not a riot -
we have all the usual paths
pass his way.
We are looking with melancholy, locked,
vosled departed.
What have summer ice, kindness
ask the women.
What flames on their shoulders
impossible to deal with it is not present -
Take on an empty stomach would poison
to take poison.
And you, my love, and you -
palms, lips, eh -
from everyday maety
go on the wane.
As death forever reduced,
death - forever,
so everything in the world we live in
In the twentieth century.
No wonder the storm roars Lord
on deaf ears:
- Throw it! Let the dying flesh.
Save souls!
BA Chichibabin
1966
