Так сочинилась мной элегия
о том, как ехал на телеге я.
Осматривая гор вершины,
их бесконечные аршины,
вином налитые кувшины,
весь мир, как снег, прекрасный,
я видел горные потоки,
я видел бури взор жестокий,
и ветер мирный и высокий,
и смерти час напрасный.
Вот воин, плавая навагой,
наполнен важною отвагой,
с морской волнующейся влагой
вступает в бой неравный.
Вот конь в могучие ладони
кладет огонь лихой погони,
и пляшут сумрачные кони
в руке травы державной.
Где лес глядит в полей просторы,
в ночей неслышные уборы,
а мы глядим в окно без шторы
на свет звезды бездушной,
в пустом сомненье сердце прячем,
а в ночь не спим томимся плачем,
мы ничего почти не значим,
мы жизни ждем послушной.
Нам восхищенье неизвестно,
нам туго, пасмурно и тесно,
мы друга предаем бесчестно
и Бог нам не владыка.
Цветок несчастья мы взрастили,
мы нас самим себе простили,
нам, тем кто как зола остыли,
милей орла гвоздика.
Я с завистью гляжу на зверя,
ни мыслям, ни делам не веря,
бороться нет причины.
Мы все воспримем как паденье,
и день и тень и сновиденье,
и даже музыки гуденье
не избежит пучины.
В морском прибое беспокойном,
в песке пустынном и нестройном
и в женском теле непристойном
отрады не нашли мы.
Беспечную забыли трезвость,
воспели смерть, воспели мерзость,
воспоминанье мним как дерзость,
за то мы и палимы.
Летят божественные птицы,
их развеваются косицы,
халаты их блестят как спицы,
в полете нет пощады.
Они отсчитывают время,
Они испытывают бремя,
пускай бренчит пустое стремя -
сходить с ума не надо.
Пусть мчится в путь ручей хрустальный,
пусть рысью конь спешит зеркальный,
вдыхая воздух музыкальный -
вдыхаешь ты и тленье.
Возница хилый и сварливый,
в последний час зари сонливой,
гони, гони возок ленивый -
лети без промедленья.
Не плещут лебеди крылами
над пиршественными столами,
совместно с медными орлами
в рог не трубят победный.
Исчезнувшее вдохновенье
теперь приходит на мгновенье,
на смерть, на смерть держи равненье
певец и всадник бедный.
1940
So elegy composed by me
about how I rode in a cart.
Inspecting the mountains peaks,
their endless arshins
poured jugs of wine
the whole world, like snow, beautiful,
I saw mountain streams
I saw the storms cruel eyes
and the wind is peaceful and high,
and death is in vain.
Here is a warrior swimming in navaga
filled with important courage
with sea rippling moisture
joins the battle unequal.
Here is a horse in mighty palms
puts fire dashing pursuit
and the gloomy horses dance
in the hand of the sovereign grass.
Where the forest looks in the fields of open spaces,
in the nights inaudible clothes
and we look out the window without a curtain
to the light of a soulless star
in an empty doubt we hide our hearts,
but at night we do not sleep, languish cry,
we mean almost nothing
we are waiting for life obedient.
We do not know admiration
we tight, cloudy and crowded,
we dishonor a friend
and God is not our lord.
The flower of unhappiness we raised
we ourselves have forgiven ourselves
to us, those who have cooled down like ash,
Mile Eagle Carnation.
I look enviously at the beast
not believing in thoughts or deeds,
there is no reason to fight.
We all take it as a fall
and day and shadow and dream,
and even music buzz
will not escape the abyss.
In the troubled sea surf
in the desert and inconsistent sand
and in a woman’s obscene body
we did not find joy.
Carelessness forgot sobriety
chanted death, chanted abomination,
remember as insolence,
for that we are palms.
Divine birds fly
their braids flutter
their robes shine like knitting needles,
there is no mercy in flight.
They count the time
They have a burden
let them stomp an empty stirrup -
don't go crazy.
Let the crystal stream rush into the path,
let the horse trot in a hurry mirror
breathing in musical air -
you breathe in decay.
The charioteer is frail and grumpy,
in the last hour of the dawn drowsy,
drive, drive the lazy cart -
fly without delay.
Do not swan wings
over the banquet tables
together with copper eagles
the horn does not blow the victorious.
Disappeared Inspiration
now comes for a moment
to death, to death keep an equal
the singer and rider is poor.
1940
