Текст песни Вера Полозкова feat. Eduard Konovalov - Никаких сирот

Ты, говоришь, писатель? Так напиши:
У дрянного этого времени нет души
Ни царя, ни сказителя, ни святого
Только бюрократы и торгаши
Раз писатель, то слушай, что говорят:
Трек хороший, но слабый видеоряд
Музыка с головой заливает город
Жители которого вряд ли ведают, что творят
Ты-то белая кость, а я вот таксист простой
Я веселый и старый, ты мрачный и холостой
Ты набит до отказа буквой из телефона
А я езжу праздничный и пустой
Одному вроде как и легче, но помни впредь:
До детей наша старость, как подвесная клеть
Все качается в темноте нежилым Плутоном
И все думают — ну уж нет, там не жить, а тлеть
А потом приходит к тебе дитя:
И вдруг там, на Плутоне, сад тридцать лет спустя
Да и ты, не такой уж страшный, выносишь кружки
И варенье яблочное, пыхтя
Напиши, знаешь, книгу, чтоб отменила страх:
Потому что я — говорящий прах, да и ты — говорящий прах
Но мы едем с тобой через солнечную Покровку
Как владельцы мира, на всех парах
Потому что ведь я уйду, да и ты уйдешь:
А до этого будет август, и будет дождь
И пойдет волнушка, и станет персик
Прямо тот, что исходит медом и плавит нож

Покуда волшебства не опроверг
Ничей смешок, мальчишка смотрит вверх:
Там, где у нас пурга или разлука,
На горизонте вырос фейерверк
Секундой раньше собственного звука
Там окон неподвижное метро
Дымы стоят, как старые пьеро
Деревья — как фарфоровые бронхи:
Всему, всему подводится итог
И в небе серебристый кипяток
Проделывает ямки и воронки
И мы крутые ласковые лбы
В веселом предвкушении судьбы
О стекла плющили, всем телом приникали:
Засечь сигнал, узнать границу тьмы
Той тьмы, где сомневающимся мы
Работаем теперь проводниками

Дед Владимир вынимается из заполярных льдов
Из-под вертолетных винтов
И встает у нашего дома
Вся в инее голова
И не мнется под ним трава
Дед Николай
Выбирается где-то возле реки Москвы
Из-под Новодевичьей тишины и палой листвы
И встает у нашего дома
Старик в свои сорок три
И прозрачный внутри
И никто из нас не выходит им открывать
Но они обступают маленькую кровать
И фарфорового, стараясь дышать ровней
Дорогого младенца в ней
— Да, твоя порода, Володя, — смеется дед Николай.
Мы все были чернее воронова крыла
Дед Владимир кивает из темноты:
— А курносый, как ты
Едет синяя на потолок от фар осторожная полоса
Мы спим рядом и слышим тихие голоса
— Ямки Веркины при улыбке, едва видны
Или Гали, твоей жены
И стоят, и не отнимают от изголовья тяжелых рук
— Представляешь, Володя? Внук
Мальчик всхлипывает, я его укладываю опять
И никто из нас не выходит их провожать
Дед Владимир, дед Николай обнимаются и расходятся у ворот
— Никаких безотцовщин на этот раз
— Никаких сирот

Гляди, гляди: плохая мать
И скверная жена
Умеет смерти лишь внимать
Быть с призраком нежна
Живое мучить и ломать
А после в гамаке дремать
Как пленная княжна
Зачем она бывает здесь
На кой она сдалась
Ее сжирает эта спесь
И старит эта власть
Не лезь к ней, маленький, не лезь
Гляди, какая пасть
Но мама, у нее есть сын
Льняная голова
Он прибегает к ней босым
Чирикая слова
И так она воркует с ним
Как будто не мертва
Как будто не заражена
Не падала вдоль стен
Как будто не пережила
Отказа всех систем
Как будто добрая жена
Не страшная совсем
Он залезает на кровать
Кусается до слез
Он утром сломанную мать
У призраков отвоевать
Бросается как пес
И очень скоро бой принять
Суровый смертный бой принять
Придется им всерьез

Дебора Питерс всегда была женщина волевая
Не жила припеваючи — но жила преодолевая
Сила духа невероятная, утомляемость нулевая
Дебора Питерс с юности хотела рыжую дочку
Дебора растила Джин в одиночку
Перед сном целовала пуговичку, свою птичку, в нежную мочку
Дебора несчастна: девчонка слаба умишком
Эта страсть — в пятнадцать — к заумным книжкам
Сломанным мальчишкам, коротким стрижкам:
Дебора считает, что это слишком
Джинни Питерс — закат на море, красная охра
Джинни делает вид, что спятила и оглохла:
Потому что мать орет непрерывно, чтоб она сдохла
Когда ад в этом доме становится осязаем
Джинни убегает, как выражается, к партизанам
Преодолевает наркотики, перерастает заумь
И тридцатилетняя, свитерочек в тон светлым брюкам
Дебору в коляске везет к машине с неровным стуком:
Вот и все, мама, молодчина, поедем к внукам
Дебора сощуривается: бог обучает тонко
Стоило почти умереть, чтоб вновь заслужить ребенка
— Лысая валькирия рака
Одногрудая амазонка
Стоило подохнуть почти, и вот мы опять подружки
Как же я приеду вот так, а сладкое, а игрушки
Двое внуков, мальчишки, есть ли у них веснушки?
Я их напугаю, малыш, я страшная, как пустыня
— Ты красавица, мама, следи, чтобы не простыла
— Стоило почти умереть, чтобы моя птичка меня простила

Купим дом на краю земли и посадим деревце
Каждые три шага по деревцу, так хуже обстреливается
Купим дом и выложим его камнем, моя красавица
Камень не горит даже старым и скверно плавится
Будет годовщина, и все придут говорить о смерти словно о вымысле
Будут одноклассники сыновей, и они так выросли
Если ткань не спрячет ожога, то ты расправь ее
Младших выведем за руки, старших вынесем фотографии
Выйдем на порог, и кто-то прищурит глаз и промолвит «Замерли»
Не задетой частью лица повернемся к камере
Будут гости сидеть под звездами, пить, что лакомо
Потому что дети наши опознаны и оплаканы
Потому что ничья душа не умеет гибели
И они стреляли в упор, а души не выбили

Как тонкий фульгурит
Как солнце через лед
Как белоснежный риф
Коралловый сквозь воду
Печаль моя горит
И луч ее придет
Чтоб выпустить других
Погасших на свободу
Я собираю клятв
И обещаний лом,
Стол битого стекла
Стол колотого кварца
Один и тот же взгляд
У преданных кругом
И я готовлю им
Прозрачное лекарство
Чтоб в день, когда у них
Мир выпадет из рук
И демоны рывком
Им воздух перекроют
Из-за угла возник
Стремительный тук-тук
И с дребезгом повез
На Карияппа роуд
А тут всегда святой
Послезакатный час
На дымчатом орлы
На серебристом лодки
А там, над пустотой
Веселый лунный глаз
Читает нас с листа
Как крохотные нотки
И больше ничего
Достаточно глотка:
Стихают голоса
И отступают лица
Простое волшебство
Печаль моя река
Быть может, и твоя
В ней жажда утолится

Because the mother yells continuously so that she is dead
When hell in this house becomes tangible
Ginny runs away, as expressed, to the partisans
Overcomes drugs, develops an um
And thirty -year -old, sweaters in tone to light trousers
Deborah in a stroller is lucky to a car with an uneven knock:
That's all, mother, well done, let's go to grandchildren
Deborah is squinting: God teaches subtly
It was worth almost dying to earn a child again
- bald Valkyrie Cancer
AMAZONOMA NOMOLOGICAL
It was worth daggering almost, and here we are again girlfriends
How will I come like this, but sweet, and toys
Two grandchildren, boys, do they have freckles?
I will scare them, baby, I'm terrible, like a desert
- You are a beauty, mom, make sure that you do not get cold
- It was worth almost to die so that my bird forgave me

Buy a house on the edge of the earth and plant a tree
Every three steps on the tree, it is shelling worse
Buy a house and put it with a stone, my beauty
The stone does not even burn old and melts badly
There will be an anniversary, and everyone will come to talk about death as if a fiction
There will be classmates of sons and they grew up so
If the fabric does not hide the burn, then you straighten it
We will bring hands to the younger ones, we will take out the photos
We will go out on the threshold, and someone will squint his eyes and say "frozen"
Not overflowed part of the face, turn to the camera
Guests will sit under the stars, drink what a gap
Because our children are identified and mourning
Because a nobody soul does not know how to death
And they shot point blank, but they did not knock out their souls

Like a thin Fulgarite
Like the sun through the ice
As a snow -white reef
Coral through water
My sadness burns
And her ray will come
To release others
Freeded
I am collecting oaths
And promises scrap
Stable of broken glass
The table of the chopped quartz
The same look
The devotees are around
And I cook them
Transparent medicine
So that on the day when they have
The world will fall out of the hands
And demons jerk
The air will be blocked
It arose from around the corner
Swift tuk-tuk
And drove with a rubbish
On Kariyappa Road
And here is always a saint
Associated hour
On the smoky eagles
On the silver boat
And there, above the void
Merry moon eye
Reads us from the sheet
Like tiny notes
And nothing more
Sipe enough:
Voices subside
And the faces retreat
Simple magic
Sadness is my river
Perhaps your
The thirst will quench in it