Без году неделя, мой свет,
двадцать две смс назад мы еще не спали,
сорок - даже не думали, а итог - вот оно и палево,
мы в опале,
и слепой не видит, как мы попали
и какой в груди у нас кипяток.
Губы болят, потому что ты весь колючий;
больше нет ни моих друзей, ни твоей жены;
всякий скажет, насколько это тяжелый случай
и как сильно ткани поражены.
Израильтянин и палестинец,
и соль и перец,
слюна горька;
август-гардеробщик зажал в горсти нас,
в ладони влажной два номерка;
время шальных бессонниц, дрянных гостиниц,
заговорщицкого жаргона и юморка;
два щенка, что, колечком свернувшись,
спят на изумрудной траве, сомлев от жары уже;
все, что до - сплошные слепые пятна,
я потом отрежу при монтаже.
Этим всем, коль будет Господня воля,
я себя на старости развлеку:
вот мы не берем с собой алкоголя,
чтобы все случилось по трезвяку;
между джинсами и футболкой полоска кожи,
мир кренится все больше,
будто под ним домкрат;
мы с тобой отчаянно непохожи,
и от этого все забавней во много крат;
волосы жестким ворсом,
в постели как Мцыри с барсом,
в голове бурлящий густой сироп;
думай сердцем - сдохнешь счастливым старцем,
будет что рассказать сыновьям за дартсом,
прежде чем начнешь собираться в гроб.
Мальчик-билеты-в-последний-ряд,
мальчик-что-за-роскошный-вид.
Мне плевать, что там о нас говорят
и кто Бога из нас гневит.
Я планирую пить с тобой ром и колдрекс,
строить жизнь как комикс,
готовить тебе бифштекс;
что до тех, для кого важнее моральный кодекс –
пусть имеют вечный оральный секс.
Вот же он ты - стоишь в простыне как в тоге
и дурачишься, и куда я теперь уйду.
Катапульта в райские гребаные чертоги –
специально для тех, кто будет гореть в аду.
Without a year a week, my light,
twenty two sms back we weren’t sleeping yet
forty - they didn’t even think, but the result - here it is fawn,
we are in disgrace
and the blind don't see how we got
and what boiling water is in our chest.
Lips ache because you're all scratchy;
there are no more my friends, nor your wife;
everyone will say how hard this is
and how badly the tissues are affected.
Israeli and Palestinian
and salt and pepper,
saliva is bitter;
August, the cloakroom worker held us in handfuls,
in the palm of your hand are wet two numbers;
time of crazy insomnia, crappy hotels,
conspiratorial jargon and humor;
two puppies that curled up in a ringlet
sleeping on the emerald grass, somlev from the heat already;
all that is - solid blind spots,
I will then cut it off during installation.
To all of these, since the will of the Lord is
I will entertain myself in old age:
so we don’t take alcohol with us,
so that everything happens according to a sober;
a strip of leather between jeans and a T-shirt,
the world is heeling more and more
as if under it a jack;
you and I are desperately different
and from this everything is much funnier;
hair with a hard pile,
in bed like Mtsyri with a leopard,
in the head bubbling thick syrup;
think with your heart - you will die a happy old man,
there will be something to tell the sons for the darts,
before you start gathering in a coffin.
Boy-tickets-last-row
luxurious-looking boy.
I don't care what they say about us
and who is angry of God from us.
I plan to drink rum and coldrex with you,
build life like a comic book
cook you a steak;
what about those for whom the moral code is more important -
let them have eternal oral sex.
Here you are - standing in a sheet as in a toga
and fooling around, and where am I going now.
Catapult to Paradise Fucking Halls -
especially for those who will burn in hell.
