Текст песни Вера Полозкова - А ты спи-усни, мое сердце

А ты спи-усни, мое сердце, давай-ка, иди ровнее, прохожих не окликай. Не толкай меня что есть силы, не отвлекай, ты давай к хорошему привыкай. И если что-то в тебе жило, а теперь вот ноет – оно пускай; как там маленький мальчик Мук, с кем там маленький мальчик Кай – то уже совсем не твои дела.
Ай как раньше да все алмазы слетали с губ, ты все делало скок-поскок; а теперь язык стал неповоротлив, тяжел и скуп, словно состоит из железных скоб. И на месте сердца узи видит полый куб, и кромешную тишину слышит стетоскоп. Мук теперь падишах, Каю девочка первенца родила.
Мы-то раньше тонули, плавились в этом хмеле, росли любовными сомелье; всё могли, всем кругом прекословить смели, так хорошо хохотать умели, что было слышно за двадцать лье; певчие дети, все закадычные пустомели, мели-емели, в густом загаре, в одном белье –
И засели в гнилье, и зеваем – аж шире рта.
И никто не узнает, как все это шкворчит и вьется внутри, ужом на сковороде. Рвется указательным по витрине, да зубочисткой по барной стойке, неважно, вилами по воде; рассыпается кориандром, пшеничным, тминным зерном в ворде, -
Мук, как водится, весь в труде, Кай давно не верит подобной белиберде.
У тебя в электрокардиограмме одна сплошная,
Да, разделительная черта.

And you go to sleep, go to sleep, my heart, let's, go smoother, passersby do not holler. Do not push me that there are forces that do not distract you let get used to the good. And if something you lived, and now whining - let it; as there is a little boy Muck, with whom there is a little boy Kai - already is not your business.
Ah yes as soon as all the diamonds flew from his lips, you all made-poskoku gallop; and now the language was clumsy, heavy and stingy, as if composed of iron staples. And in place of the heart ultrasound sees a hollow cube and hellish silence hears stethoscope. Muck is now Sultan, Kai girl gave birth to first child.
We used a drowned while swimming in the hops, grown with love sommeliers; everything they could, the whole range of rebuke dare so well knew how to laugh that could be heard for twenty leagues; singing children, all bosom Chatterbox, stranded-Emel, in a thick tan, in his underwear -
And we entered the rot, and yawn - much wider than the mouth.
And nobody knows how it shkvorchit and winds inside like a snake in a frying pan. Breaks index at the window, but a toothpick at the bar, no matter pitchfork on the water; scatters coriander, wheat, cumin seed in the Word -
Muck, as usual, all in work, long-Kai does not believe such nonsense.
You electrocardiogram in one continuous,
Yes, the dividing line.