Текст песни Вера Полозкова - Девочка и волк

Я прихожу к А. в дом и чувствую, что я старый хищник, который подошел к самому жилью и глядит на хозяина, вышедшего из дому с ружьем, сидит и смотрит, из темноты, посверкивая фосфоресцирующими зрачками. У меня разодрано ухо, длинная кровоточащая рана на брюхе, лапа с глубоким тройным шрамом от капкана и проплешины в густой шерсти от расчесанных укусов. При этом я смотрю прямо, не мигая. Я бы улыбался, если бы умел. Хозяин кладет ружье.

- Кто ты сегодня? - спрашивает А.

- Я волк, - говорю я.

- Какой ты волк? - спрашивает А.

- Я очень сильный и смелый волк, - отвечаю.

А. улыбается.

- Как прошло твое лето, волк? Мы давно не виделись.

- Оно прекрасно прошло. Я ел, спал, играл, дрался и бегал.

- А это что у тебя? - хмурится А., пытаясь дотронуться до раны на животе.

Я дёргаюсь, отскакиваю от него и отвечаю нарочито весело:

- Это? Это фигня. Распорол об острую ветку.

- Больно было?

- Неа.

- Совсем?

- Ну немножко.

- Что ты чувствуешь теперь, когда думаешь про эту ветку?

- Что я ей благодарен.

А. опускает голову и тяжело вздыхает.

- И всё?

- Да. Она научила меня быть поосмотрительнее.

- А это что? - спрашивает А., косясь на ухо, но не дотрагиваясь, чтобы не пугать.

- Подрался с дикой собакой.

- Как тебе теперь с драным ухом?

- А что, по-моему, круто выглядит. Нет?

- Да уж. Ты знал эту собаку?

- Да. Мы были когда-то в одной стае.

- А теперь?

- А теперь я сам себе стая.

А. смотрит себе на руки и какое-то время подбирает слова.

- Вера, но ведь ты девочка, а не волк.

- Нет.

- Но ведь ты, наверное, любила этот лес, и тебе больно, что он так с тобой обошелся.

- Мне плевать.

- Ты ведь была счастлива в этой стае, и жалеешь, что туда нельзя вернуться.

- Нисколько.

И тут я чувствую, что слезы стоят у меня в горле, но плакать я не могу, потому что я все-таки взрослый хитрый волк, а не тряпка.

А. мой психотерапевт.

- Ты же понимаешь, что до тех пор, пока ты не признаешь, что ты девочка, и ты устала, и тебе нужно плакать и ошибаться, ты будешь для всех волком, будешь одиночкой, будешь пугать деревенских и прятаться от людей с дрекольем. Ты понимаешь это?

- Да. Но плакать и ошибаться - это для слабаков.

- Что с твоей лапой?

- Попал в капкан и просидел там два дня. Думал, сдохну.

- Звал на помощь?

- Выл. Никто не пришел.

- Кто тебя вытащил?

- Сам.

- Но ведь ты хотел, чтобы пришли? Кто должен был прийти?

- Друг.

- Почему не пришёл?

- Пришёл. Смеялся. Сыпал землю в глаза.

- Хотел мстить ему, когда вылез?

- Нет, пусть живёт. Так ему страшней.

- Слишком любил его?

И тут я начинаю реветь, хоть это и для слабаков.

Специально для девочки у А. есть подушка, кружка кофе, салфетки от слёз, тёплый медленный голос и термины. К волку А. выходит в кирзачах, брезентовой куртке, дубленый, с выгоревшими на солнце бровями и показывает, что он без оружия.

Когда я уезжаю от А., первые пять станций по синей ветке я еще девочка, у меня слёзы в горле, три года сильной любви без итога и ни одного защитника в радиусе пятисот километров. Потом я потихоньку снова волк, узкие зрачки, и мне хочется только есть, бегать и ненавидеть, ненавидеть и ничего не ждать.

I come to A.'s house and feel that I am an old predator, who went to the dwelling itself and looks at the owner, who left the house with a gun, sits and looks out of the darkness, flashing phosphorescent pupils. My ear was torn, a long bleeding wound on my belly, a paw with a deep triple scar from a trap and bald spots in thick wool from combed bites. At the same time, I look straight, without blinking. I would smile if I could. The owner puts down the gun.

- Who are you today? - asks A.

“I'm a wolf,” I say.

- What kind of wolf are you? - asks A.

“I am a very strong and brave wolf,” I reply.

A. smiles.

“How was your summer, wolf?” We did not meet each other in a long time.

“It went perfectly.” I ate, slept, played, fought and ran.

- What is it with you? - frowns A., trying to touch the wound on his stomach.

I jerk, bounce off him and answer deliberately cheerfully:

- It? It's buulshit. Spread on a sharp branch.

- It hurt?

- Nope.

- Absolutely?

- Well, a little bit.

- What do you feel now when you think about this thread?

- That I am grateful to her.

A. lowers his head and sighs heavily.

“Is that all?”

- Yes. She taught me to be more discreet.

- And what's that? - asks A., squinting in his ear, but not touching, so as not to scare.

- I had a fight with a wild dog.

- How do you like now with a tattered ear?

- And what, in my opinion, looks cool. Not?

- Yeah. Did you know this dog

- Yes. We were once in the same pack.

- And now?

“And now I am my own pack.”

A. looks at his hands and picks up words for a while.

“Faith, but you're a girl, not a wolf.”

- Not.

“But you probably loved this forest, and it hurts you that he treated you like that.”

- I do not care.

“You were happy in this flock, and you regret that you cannot return there.”

- Not at all.

And then I feel that tears are in my throat, but I can’t cry, because I'm still an adult sly wolf, not a rag.

A. my psychotherapist.

“You understand that until you admit that you are a girl, and you are tired, and you need to cry and make mistakes, you will be a wolf for everyone, you will be a loner, you will frighten village people and hide from people with a dresol.” Do you understand this?

- Yes. But to cry and make mistakes is for wimps.

- What's wrong with your paw?

- Got into a trap and sat there for two days. I thought I'd die.

- Call for help?

- Out. No one came.

- Who pulled you out?

- Himself.

“But you wanted to come?” Who should have come?

- Friend.

“Why didn't you come?”

- I came. Laughed. He poured earth into his eyes.

“He wanted to take revenge on him when he got out?”

- No, let him live. So he is scared.

- Too loved him?

And then I start to cry, although this is for the wimps.

Especially for the girl, A. has a pillow, a coffee mug, napkins for tears, a warm, slow voice and terms. A. comes out to the wolf in a tarpaulin, a tarpaulin jacket, tanned, with eyebrows burned out in the sun and shows that he is without weapons.

When I leave A., the first five stations on the blue branch I’m still a girl, I have tears in my throat, three years of strong love without a result and not a single defender within a radius of five hundred kilometers. Then I slowly again wolf, narrow pupils, and I just want to eat, run and hate, hate and wait for nothing.