Текст песни Вера Полозкова - Гонево

Нет, придется все рассказать сначала,
и число, и гербовая печать;
видит Бог, я очень давно молчала,
но теперь не могу молчать –
этот мальчик в горле сидит как спица,
раскаленная докрасна;
либо вымереть, либо спиться,
либо гребаная весна.
Первый начал, заговорил и замер,
я еще Вас увижу здесь?
И с тех пор я бледный безумный спамер,
рифмоплетствующая взвесь,
одержимый заяц, любой эпитет
про лисицу и виноград –
и теперь он да, меня часто видит
и, по правде, уже не рад.
Нет, нигде мне так не бывает сладко,
так спокойно, так горячо –
я большой измученный кит-касатка,
лбом упавший ему в плечо.
Я большой и жадный осиный улей,
и наверно, дни мои сочтены,
так как в мире нет ничего сутулей
и прекрасней его спины
за высокой стойкой, ребром бокала,
перед монитором белее льда.
Лучше б я, конечно, не привыкала,
но не денешься никуда.
Все, поставь на паузу, Мефистофель.
Пусть вот так и будет в моем мирке.
Этот старый джаз, ироничный профиль,
сигарета в одной руке.
Нету касс, а то продала бы душу
за такого юношу, до гроша.
Но я грустный двоечник, пью и трушу,
немила, несносна, нехороша.
Сколько было жутких стихийных бедствий,
вот таких, ехидных и молодых,
ну а этот, ясно – щелбан небесный,
просто божий удар поддых.
Милый друг, - улыбчивый, нетверёзый
и чудесный, не в этом суть –
о тебе никак не выходит прозой.
Так что, братец, не обессудь.

No, you have to tell everything first,
both the number and the official seal;
God sees, I was silent for a long time,
but now I can’t be silent -
this boy in his throat is sitting like a knitting needle,
red-hot red;
either die out or sleep,
or fucking spring.
The first one started, spoke and froze,
Will I still see you here?
And since then I'm a pale mad spammer,
rhyming suspension
obsessed hare, any epithet
about the fox and grapes -
and now he yes, he often sees me
and, in truth, no longer happy.
No, nowhere is it sweeter for me
so calm, so hot -
I'm a big exhausted killer whale
his forehead fell into his shoulder.
I'm a big and greedy wasp hive
and probably my days are numbered
since there is nothing stoop in the world
and more beautiful than his back
behind a high counter, the edge of the glass,
in front of the monitor is whiter than ice.
I’d better not get used to it, of course,
but you won’t get anywhere.
Pause, Mephistopheles.
Let it be so in my little world.
This old jazz, ironic profile,
a cigarette in one hand.
No cash, otherwise I would sell my soul
for such a young man, penniless.
But I’m a sad dope, I drink and trush,
disfavor, insufferable, bad.
How many terrible natural disasters,
like these, malicious and young,
well, this one, clearly - the heavenly bastard,
just the blow of gods.
Dear friend, - smiling, uncritical
and wonderful, that’s not the point -
prose never comes about you.
So, brother, do not blame me.