"Тот, кто больше не влюблен - всемогущ", - говаривала Рыжая, и я все никак не освоюсь в этом чувстве преувеличенной, дезориентирующей легкости бытия, такой, будто ослабили гравитацию и сопротивление воздуха, и стоит тебе помахать рукой кому-нибудь, как тебя подбрасывает над землей на полметра; раньше была тяжесть, и она центрировала; ты умел балансировать с нею, как канатоходец; теперь ты немножко шалеешь от дармовой простоты жизни - и своей собственной абсолютной к ней непричастности.
Там, где всегда болело, не болит, а в этом городе принято осматривать друг другу раны, шелушить корки, прицокивать языком, качать головой и сочувствовать; если ты чист и ни на что не жалуешься, окружающие мгновенно теряют к тебе интерес и переключаются на кого-нибудь страдающего; это единственный город из всех мне известных, где подробно и цветисто поведать о том, как ты устал, измотан и заебался - значит предъявить результат твоей работы; весело и с искоркой рассказать о том, как ты заброшен, слаб и несчастен - значит убедить всех, что ты в высшей степени тонкое существо; обладать как можно более экзотическим увечьем и этим увечьем приторговывать - значить преуспеть; нигде так не смакуют неудачи, расставания и проигрыши, нигде не делают такого культа из преступлений, скандалов и катастроф, как здесь; большие прорывы и открытия здесь выглядят официозной фальшью и демагогией; маленькие победы, достижения и успехи здесь выглядят неуместно, как анекдоты на похоронах, тебе всегда немножко неловко за них, как за человека с соседнего кресла в театре, у которого посреди спектакля звонит телефон: выйди уже отсюда и там торжествуй себе, тоже мне молодец, у нас тут осень, говно и ментовской произвол, у нас тут коррупция, творческое бессилие и солнце через миллиард лет раскалится так, что вся Земля будет одной сплошной Долиной Смерти, хуль ты радуешься тут, пошел вон с глаз долой - говорит тебе пространство, и ты да, послушно перестаешь улыбаться.
Поэтому за десять дней меня пригасило, но верить в то, что все так уж непременно глупо и дёшево, я не желаю; сдаётся мне, полгода назад в Индии со мной произошло то, что у нормальных людей называется уверовать - впервые что-то прояснилось насчет смерти, Бога, структуры, равновесия и справедливости, стало стыдно за очень многие свои слова, отпало большое количество вопросов, и теперь я окончательный фаталист, пантеист и средоточие омерзительного жизнелюбия; потому что если ты не видишь хорошего, это не значит, что мир протух, это просто значит, что у тебя хуево с оптикой, и более ничего; с миром все в порядке было, есть и будет после нас, и мы при всем нашем желании не сможем его сломать.
С тех пор, как тебя размажет твоим персональным просветлением, ты станешь мал, необязателен и счастлив; ты перестанешь так фанатично копить вещи, трястись над шкуркой и дорожить чужим мнением (это все буквально произойдет: тебе перестанет быть так интересно покупать, как раньше, ты станешь гораздо легче переносить физическую боль и больше никогда не полезешь ни в какой гугл или блогс.яндекс смотреть, в какой еще их личный ад люди вписывают твою фамилию); такие вещи, как смерть и червяки под землей, перестанут тебя пугать, такие люди, как предатели, перестанут населять твою башку, и гораздо важнее того, сколько человек зарабатывает и на каких каналах торгует лицом, станет - хорошо ли он смеется, дружен ли с самим собой и в курсе ли всего того, что теперь знаешь ты. Свои вычисляются молниеносно, необходимость в остальных отпадает довольно скоро.
Ты окажешься кусочком цветной слюды в мозаике такого масштаба, что тебе очень неловко будет за все солипсистские выпады юности; такие детские болезни, как ревновать, переубеждать каждого встречного и обижаться на невнимание тебя, слава богу, оставят; религии окажутся просто тем или иным сортом конвенции между людьми, некоторой формой регулирования социума, довольно эффективной, к слову; новости в пересказах мамы начнут смешить, как предсказания о конце света в 1656 году; тебе будет немножко неуютно от того, что ты не можешь всерьез разделить ничьих опасений и тревог, временами будет отчётливо пахнуть тем эпизодом в "Матрице", когда материя распадается на столбцы зеленых нулей и единиц, все просто закономерности и циклы, ничего нового; но в целом, станет куда проще и куда труднее одновременно: раньше ты, например, знал, что можно выйти в окно и все это прекратить в одну секунду; теперь ты знаешь, что ничего прекратить нельзя.
О чем мы, впрочем? О том, что влюбляться - очень заземляет; отыскивается контактик, которым вся эта громадная махина мироздания к тебе присоединяется. Когда нет такого контакта, чувствуешь себя как космонавт, оторвавшийся от корабля в открытом космосе: красиво, но, сука, холодно.
Холодно, да.
You will find yourself a piece of colored mica in a mosaic of such a scale that you will be very embarrassed for all the solipsistic attacks of youth; such childhood illnesses as being jealous, persuading everyone you meet and taking offense at inattention, thank God, will leave you; religions will turn out to be just some sort of convention between people, some form of social regulation, quite effective, by the way; the news in the retellings of mom will begin to laugh, like predictions about the end of the world in 1656; you will feel a little uncomfortable because you cannot seriously share anyone's fears and worries, at times you will smell distinctly of that episode in the "Matrix" when matter breaks up into columns of green zeros and ones, all are just regularities and cycles, nothing new; but in general, it will become much easier and much more difficult at the same time: before, for example, you knew that you could go out the window and stop all this in one second; now you know that nothing can be stopped.
What are we talking about, though? The fact that falling in love is very grounding; a contact is being sought, with which all this huge colossus of the universe joins you. When there is no such contact, you feel like an astronaut detached from the ship in outer space: beautiful, but, bitch, cold.
It's cold, yes.
