Текст песни Вера Полозкова - Прямой репортаж

Прямой репортаж из горячих точек
Без году неделя, мой свет, двадцать две смс назад мы еще не спали, сорок - даже не думали, а итог - вот оно и палево, мы в опале, и слепой не видит, как мы попали и какой в груди у нас кипяток. Губы болят, потому что ты весь колючий; больше нет ни моих друзей, ни твоей жены; всякий скажет, насколько это тяжелый случай и как сильно ткани поражены. Израильтянин и палестинец, и соль и перец, слюна горька; август-гардеробщик зажал в горсти нас, в ладони влажной, два номерка; время шальных бессонниц, дрянных гостиниц, заговорщицкого жаргона и юморка; два щенка, что, колечком свернувшись, спят на изумрудной траве, сомлев от жары уже; все, что до - сплошные слепые пятна, я потом отрежу при монтаже. Этим всем, коль будет Господня воля, я себя на старости развлеку: вот мы не берем с собой алкоголя, чтобы все случилось по трезвяку; между джинсами и футболкой полоска кожи, мир кренится все больше, будто под ним домкрат; мы с тобой отчаянно непохожи, и от этого все забавней во много крат; волосы жестким ворсом, в постели как Мцыри с барсом, в голове бурлящий густой сироп; думай сердцем - сдохнешь счастливым старцем, будет что рассказать сыновьям за дартсом, прежде чем начнешь собираться в гроб. Мальчик-билеты-в-последний-ряд, мальчик-что-за-роскошный-вид. Мне плевать, что там о нас говорят и кто Бога из нас гневит. Я планирую пить с тобой ром и колдрекс, строить жизнь как комикс, готовить тебе бифштекс; что до тех, для кого важнее моральный кодекс - пусть имеют вечный оральный секс. Вот же он ты - стоишь в простыне как в тоге и дурачишься, и куда я теперь уйду. Катапульта в райские гребаные чертоги - специально для тех, кто будет гореть в аду.

Live coverage of hot spots
Without a year a week, my light, twenty-two sms ago we hadn’t slept, forty didn’t even think, and the result was fawn, we were disgraced, and the blind man did not see how we got and what boiling water was in our chest. Lips ache because you're all scratchy; there are no more my friends, nor your wife; everyone will say how hard it is and how badly the tissue is affected. Israeli and Palestinian, and salt and pepper, saliva bitter; August, the cloakroom worker clutched us in a handful of wet, two numbers; the time of crazy insomnia, crappy hotels, conspiratorial jargon and humor; two puppies that, curled in a ring, sleep on the emerald grass, already having soml from the heat; everything that is - solid blind spots, then I will cut off during installation. To all this, as long as God's will, I am entertaining myself in my old age: we don’t take alcohol with us so that everything happens soberly; there is a strip of leather between jeans and a T-shirt; the world is heeling more and more, as if under it a jack; you and I are desperately different, and that’s why everything is much funnier; hair with stiff nap, in bed like Mtsyri with a leopard, boiling thick syrup in his head; think with your heart - you will die a happy old man, there will be something to tell your sons behind the darts, before you start to gather in a coffin. Boy-tickets-last-row, boy-what-for-luxurious-looking. I don’t care what they say about us and who is angry with God from us. I plan to drink rum and coldrex with you, build my life as a comic book, and cook you a steak; what about those for whom the moral code is more important - let them have eternal oral sex. Here you are, standing in a sheet as in a toga and fooling around, and where will I go now. A catapult to heavenly fucking halls - especially for those who will burn in hell.