"Тут соло, про тебя второй куплет".
Ей кажется, ей триста сорок лет.
Он написал ей пять влюблённых песен.
Она кивает, пряча лоб во тьму,
И отвечает мысленно ему,
Но более себе: "Труха и плесень".
Он зной; зарница; певчее дитя.
Он, кажется, ликует, обретя
В ней дух викторианского романа.
И поцелуи с губ его текут,
Как масло ги, как пенье, как лоскут
Соленого слоистого тумана.
Июль разлёгся в городе пустом
Котом и средоточием истом
И все бульвары сумерками выстлал,
Как синим шелком; первая звезда,
Как будто кто-то выстрелил сюда:
Все повернули головы на выстрел.
Спор мягкости и точного ума,
Сама себе принцесса и тюрьма,
Сама себе свеча и гулкий мрамор,
Отвергнутость изжив, словно чуму,
Она не хочет помнить, по кому
Своим приказом вечно носит траур.
Она его, то маясь, то грубя,
Как будто укрывает от себя,
От сил, что по ночам проводят обыск:
Ни слова кроме вежливого льда.
Но он при шутке ловит иногда
Её улыбки драгоценный проблеск.
Ее в метро случайно углядев,
Сговорчивых и дерзких здешних дев
Он избегает. Пламенем капризным
Пронизанный, нутро ему скормив,
Он чувствует какой-то старый миф.
Он как-то знает, для чего он призван.
Так циферблат раскручивают вспять.
Дай Бог, дай Бог ему досочинять
Ей песни эти, чтоб кипело всё там
От нежности прямой, когда домой
Она придет и скажет "милый мой"
И станет плакать, будто в семисотом.
"There is a solo, about you the second verse."
She seems to her three hundred forty years old.
He wrote her five loved songs.
She nods, hiding forehead in darkness,
And answers mentally to him
But more cheerful: "Truch and mold."
He is angry; Zarnitsa; Singly child.
He seems to be biting, gaining
In it, the spirit of the Victorian novel.
And the kisses from the lips flow it,
How oil gi like sinier like flap
Salted layered fog.
July broke in the city empty
Cat and middle-in
And all the boulevards twilight laid out,
How blue silk; first star
As if someone shot here:
Everyone turned heads for a shot.
Spore of softness and accurate mind,
The princess and prison herself,
Self Candle and Gill Marble,
Rejectedness outlorn, like a plague,
She does not want to remember who
His order forever wears mourning.
She is him, then it may be rude,
As if shelters from himself,
From the forces that they spend search at night:
Not a word except polite ice.
But he can't catch at a joke
Her smiles are a precious glimpse.
Her in the subway by chance of coal
Conspiring and bold local virgins
He avoids. Flame of capricious
Permeated, latter to him ravily,
He feels some kind of old myth.
He somehow knows what he is called.
So the dial is spinning reversal.
God forbid, God forbid him to read
She has these songs to boil everything there
From tenderness straight when home
She will come and say "my dear"
And it will cry, as if in a seven.
