Меня любят толстые юноши около сорока,
У которых пуста постель и весьма тяжела рука,
Или бледные мальчики от тридцати пяти,
Заплутавшие, издержавшиеся в пути:
Бывшие жены глядят у них с безымянных,
На шеях у них висят.
Ну или вовсе смешные дядьки под пятьдесят.
Я люблю парня, которому двадцать, максимум двадцать три.
Наглеца у него снаружи и сладкая мгла внутри;
Он не успел огрести той женщины, что читалась бы по руке,
И никто не висит у него на шее, кроме крестика на шнурке.
Этот крестик мне бьется в скулу, когда он сверху,
и мелко крутится на лету.
Он смеется
и зажимает его во рту.
I love the thick young man of about forty,
Which has an empty bed, and a very heavy hand,
Or pale boy from thirty-five,
Zaplutali had spent on the road:
Former wife staring at them from the nameless,
On their necks they hang.
Well, or at all funny guys fifty.
I love the guy, who is twenty, twenty-three maximum.
Squirt him outside and sweet inside the darkness;
He had not ogresti the woman that was read to the arm,
And no one hanging around his neck, in addition to the cross on a cord.
This cross beats me in cheek when he top
and finely twisted on the fly.
He's laughing
and clamps it in the mouth.
