осень опять надевается с рукавов,
электризует волосы - ворот узок.
мальчик мой, я надеюсь, что ты здоров
и бережёшься слишком больших нагрузок.
мир кладёт тебе в книги душистых слов,
а в динамики - новых музык.
город после лета стоит худым,
зябким, как в семь утра после вечеринки.
ничего не движется, даже дым;
только птицы под небом плавают, как чаинки,
и прохожий смеется паром, уже седым.
у тебя были руки с затейливой картой вен,
жаркий смех и короткий шрамик на подбородке.
маяки смотрели на нас просительно, как сиротки,
море брызгалось, словно масло на сковородке,
пахло темными винами из таверн;
так осу, убив, держат между пальцев - "ужаль. ужаль".
так зареванными идут из кинотеатра.
так вступает осень - всегда с оркестра, как фрэнк синатра.
кто-то помнит нас вместе. ради такого кадра
ничего,
ничего,
ничего не жаль.
autumn is worn again from the sleeves,
electrifies hair - the collar is narrow.
my boy, I hope you are healthy
and take care of too much stress.
the world puts you in a book of fragrant words,
and in the speakers, new music.
the city is thin after the summer,
chilly, like seven in the morning after a party.
nothing moves, not even smoke;
only birds under the sky swim like tea leaves
and a passerby laughs with steam, already gray-haired.
you had hands with an intricate map of veins,
hot laughter and a short scar on the chin.
the lighthouses looked at us pleadingly, like orphans,
the sea splashed like butter in a pan
smelled of dark wines from taverns;
so the wasp, killing, is held between the fingers - "sting. sting."
so gobbled up from the cinema.
so autumn enters - always from the orchestra, like Frank Sinatra.
someone remembers us together. for the sake of such a frame
nothing,
nothing,
nothing sorry.
