И катись бутылкой по автостраде,
Оглушенной, пластиковой, простой.
Посидели час, разошлись не глядя,
Никаких «останься» или «постой»;
У меня ночной, пятьдесят шестой.
Подвези меня до вокзала, дядя,
Ты же едешь совсем пустой.
То, к чему труднее всего привыкнуть -
Я одна, как смертник или рыбак.
Я однее тех, кто лежит, застигнут
Холодом на улице: я слабак.
Я одней всех пьяниц и всех собак.
Ты умеешь так безнадежно хмыкнуть,
Что, поxоже, дело мое табак.
Я бы не уходила. Я бы сидела, терла
Ободок стакана или кольцо
И глядела в шею, ключицу, горло,
Ворот майки – но не в лицо.
Вот бы разом выдохнуть эти сверла -
Сто одно проклятое сверлецо
С карандашный грифель, язык кинжала
(желобок на лезвии – как игла),
Чтобы я счастливая побежала,
Как он довезет меня до угла,
А не глухота, тошнота и мгла.
Страшно хочется, чтоб она тебя обожала,
Баловала и берегла.
И напомни мне, чтоб я больше не приезжала.
Чтобы я действительно не смогла.
And ride the bottle on the freeway
Stunned, plastic, simple.
We sat an hour, parted without looking,
No "stay" or "wait";
I have a night, fifty-six.
Give me a ride to the station, uncle
You're going completely empty.
The hardest thing to get used to -
I am alone, like a suicide bomber or a fisherman.
I'm the only one who lies caught
Cold outside: I'm weak.
I am one of all drunkards and all dogs.
You know how to grunt so hopelessly
Which, it seems, is my business.
I would not leave. I would sit rubbed
Bezel or ring
And looked in the neck, collarbone, throat,
T-shirt collar - but not in the face.
That would blow out these drills at once -
One Hundred Damned Drill
With pencil lead, dagger tongue
(the groove on the blade is like a needle)
So I run happy
How he takes me to the corner
And not deafness, nausea and gloom.
I really want her to adore you,
Pamper and cherish.
And remind me not to come again.
So that I really couldn’t.
