Я ЖИЛА ТОГДА У САМОЙ У РЕКИ
Я жила тогда у самой у реки,
Проходили мимо красные полки.
Враг проклятый их теснил со всех сторон,
На деревню к нам заехал эскадрон.
Эскадрон тогда разбили беляки,
И остался эскадронный командир.
Весь израненный во двор ко мне вбежал,
Знамя красное к груди своей прижал.
Лишь успела командира спрятать я,
Застучала, слышу, горница моя.
И в дверях раздался громкий крик:
«Отвечай, куда, где спрятан большевик?»
Отвечаю я: «А мне откуда знать?»
Офицер кричит: «Держать ее, пытать!»
Но пытали — допытаться не могли,
Постучали, покричали да ушли.
Как-то вышла посидеть я на крыльцо.
Вижу, полк ведет знакомое лицо.
Да ведь это мой знакомый командир!
Поравнявшися со мною, полк остановил.
С командиром сам Буденный был тогда.
Что, я думаю, случилась за беда?
Крикнул: «Смирно! Музыканты, в трубы дуть!»
И надел Буденный орден мне на грудь.
I lived then at the river
I lived then at the river itself,
Passed past the red shelves.
The enemy was damned from all sides,
Squadron drove to the village.
Squadron then broke the whites,
And a squadron commander remained.
All wounded into my yard came to me,
Banner red to his chest pressed.
Only managed the commander to hide me
Casting, I hear my hillside.
And there was a loud cry in the doorway:
"Answer where the Bolshevik is hidden?"
I answer: "Does I know where to know?"
The officer shouts: "Keep it, torture!"
But tortured - could not try
Knocked, shoved yes left.
Somehow came out to sit on the porch.
I see the regiment leads a familiar face.
Why is this my familiar commander!
Seving with me, the regiment stopped.
With the commander himself, the weekly was then.
What, I think, happened for the trouble?
Shouted: "Smirno! Musicians, in the pipe blow! "
And put on the Budnoy Order to me on the chest.
