Когда остывают покатые спины
Асфальтовых гадов - змеящихся улиц,
Когда, колыхаясь в эфире витринном,
Плывет мой двойник, неприятно ссутулясь,
Когда проползает безумный троллейбус
Летучим Голландцем к невидимым звездам, -
Влечет меня медленно в черное небо
Булыжная шкура Кузнецкого моста...
Москва коченеет продрогшей собакой,
Наделав за день на столетия вздора, -
Ночная обитель навязчивых страхов
Похожа сама на полуночный морок,
Который ползет по усопшим квартирам,
Где явь, как бессонница, невыносима,
Лишь брезжит над черным, беспамятным миром
Колосса Лубянского свет негасимый...
Исхлестанный мокрым октябрьским ветром,
Я слышу, как в лужу сползают кровинки,
Как в ужасе бьется второе столетье
В подземной темнице царевна Неглинка.
И сам рассыпаюсь на сотни фантомов,
Кочующих в бельмах халдейской столицы,
И все погружаюсь в недвижимый морок,
И все растворяюсь в ослепших глазницах...
Я знаю, мне быть безысходно бредущим
В объявшей меня леденящей пустыне;
Тот морок, наполненный звоном гнетущим,
Меня никогда, никогда не покинет.
Неужто вот так же повсюду и присно
Весь мир покрывают навозные хляби?!
Удушливым пологом в небе повиснув,
Парит надо мною зловонный октябрь...
Так медные сполохи в небе кремлевском
Привычно рассветное зарево тушат.
Так бледные кущи в Высокопетровском
Холодным покоем зовут мою душу.
Так ночь, опаленная ртутной агонией,
Последней дурацкой надеждой морочит.
Как смертник, бегущий от близкой погони,
Я верю - спасет меня Трубная площадь...
1990
When cooled lower backs
Asphalt Gadov - Sninking Streets,
When, breaking on the air showcase,
My twin swims, it's unpleasant to stick,
When the mad trolleybus is crawled
Bulishing Dutch to invisible stars, -
Entails me slowly in black sky
Cousse skins Kuznetsky bridge ...
Moscow caresses the Obrogish dog,
Having made the day for the century of the peep, -
Night abode of obsessive fears
Similar to the midnight marrow,
Who crawls on the departed apartments
Where they are like insomnia, unbearable,
Only forces over black, unmann peace
Colossus Lubyansky Light Negasible ...
Ishalved wet october wind,
I hear the bloodstream in the puddle,
How horrified is the second century
In the underground dungeon of Tsarevna Neglinka.
And I myself scatter on hundreds of phantoms,
Khaldeansky capital in the lines,
And everything is immersed in real-lived marrow,
And everything is dissolved in the blinded orcing ...
I know me to be hopelessly craving
In the deciding desert adult me;
That marrow filled with a ringing oppression,
I will never leave me.
Surely, it's too everywhere and dream
The whole world is covered with dung hlyhabi?!
Suffocating canopy in the sky hanging
It takes a stenchable october me ...
So copper spilos in the sky Kremlin
The most familiar dawn glow is extinguished.
So pale bush in high poptim
Cold afraid is my soul.
So night, saturated mercury agony,
Foldably fooling out the last stupid hope.
Like a suicide woman running from close chase,
I believe - will save me the pipe area ...
1990.
