Однажды перевалит за полтинник.
Он будет дома. Никого вокруг.
Его последний друг,
Скорее собутыльник -
Холодный, заоконный, вечерний Петербург.
Он прожил в этом городе без малого полвека.
Который стал родным, но жизненным венцом.
В морщинах всё лицо.
Судьба у человека:
Ни дерева, ни сына. Дом - построенный отцом.
Он жил всю жизнь с отцом в глухой избе.
Отец его любил. Варил на завтрак манку.
В пятнадцать было пиво, в шестнадцать - ЛСД,
Нашёл поставщика, и торговал афганкой.
Кутил напропалую без страха и без риска.
Хотел губами неба, но плавно шёл ко дну,
И с каждым божим днём он на глазах худел, как
Настенный календарь теряет толщину.
Он говорил всем близким, всегда весьма поддатый:
"Я в этом мире тайный, случайный посетитель,
А звезды зажигаются в дверях военкомата,
Владимир Маяковский! Вы уж меня простите!"
Кому какое дело, где он сейчас? Чем дышит?
Один лишь только я смотрю в его окно.
Безлюдно там. Темно. Никто и не услышит,
Как вздёрнется петля в глухонемом кино.
Ему сегодня пятьдесят. Он прожил свой полтинник!
Я - сердце Петербурга. Он ждёт меня с ночевкой.
Бреду в бреду к нему я - вечный собутыльник
В чернеющем кафтане с намыленной верёвкой...
Once he passes for fifty dollars.
He will be at home. No one around.
His last friend
More like a drinking companion -
Cold, windowed, evening Petersburg.
He lived in this city for nearly half a century.
Which became a native, but vital crown.
Wrinkles are all over the face.
The fate of man:
Neither a tree nor a son. The house is built by the father.
He lived his whole life with his father in a dull hut.
His father loved him. I cooked semolina for breakfast.
At fifteen there was a beer, at sixteen - LSD,
I found a supplier, and traded in Afghan.
He was reckless without fear and without risk.
He wanted with the lips of heaven, but smoothly went to the bottom,
And every day, he lost weight before his eyes, as
The wall calendar is losing thickness.
He told everyone close, always quite succumbing:
"I am in this world a secret, casual visitor,
And the stars light up at the door of the draft board
Vladimir Mayakovsky! Forgive me! "
Who cares, where is he now? What breathes?
Just the one I look out of his window.
Deserted there. Dark. No one will hear
How the loop in a deaf-mute movie will rise up.
He is fifty today. He lived his fifty dollars!
I am the heart of Petersburg. He is waiting for me overnight.
I am delirious delirious to him I am the eternal drinking companion
In a blackening caftan with soaped rope ...
