Ко всему
Нет.
Это неправда.
Нет!
И ты?
Любимая,
за что,
за что же?!
Хорошо —
я ходил,
я дарил цветы,
я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!
Белый,
сшатался с пятого этажа.
Ветер щеки ожег.
Улица клубилась, визжа и ржа.
Похотливо взлазил рожок на рожок.
Вознес над суетой столичной одури
строгое —
древних икон —
чело.
На теле твоем — как на смертном одре —
сердце
дни
кончило.
В грубом убийстве не пачкала рук ты.
Ты
уронила только:
«В мягкой постели
он,
фрукты,
вино на ладони ночного столика».
Любовь!
Только в моем
воспаленном
мозгу была ты!
Глупой комедии остановите ход!
Смотрите —
срываю игрушки-латы
я.
величайший Дон-Кихот!
Помните:
под ношей креста
Христос
секунду
усталый стал.
74
Толпа орала:
«Марала!
Мааарррааала!»
Правильно!
Каждого,
кто
об отдыхе взмолится,
оплюй в его весеннем дне!
Армии подвижников, обреченным добровольцам
от человека пощады нет!
Довольно!
Теперь —
клянусь моей языческой силою! —
дайте
любую
красивую,
юную,—
души не растрачу,
изнасилую
и в сердце насмешку плюну ей!
Око за око!
Севы мести в тысячу крат жни!
В каждое ухо ввой:
вся земля —
каторжник
с наполовину выбритой солнцем головой!
Око за око!
Убьете,
похороните —
выроюсь!
Об камень обточатся зубов ножи еще!
Собакой забьюсь под нары казарм!
Буду,
бешеный,
вгрызаться в ножища,
пахнущие потом и базаром.
Ночью вскочите!
Я
звал!
Белым быком возрос над землей;
Муууу!
В ярмо замучена шея-язва,
над язвой смерчи мух.
Лосем обернусь,
в провода
впутаю голову ветвистую
с налитыми кровью глазами.
Да!
Затравленным зверем над миром выстою.
Не уйти человеку!
Молитва у рта,—
лег на плиты просящ и грязен он.
Я возьму
намалюю
на царские врата
на божьем лике Разина.
Солнце! Лучей не кинь!
Сохните, реки, жажду утолить не дав ему,—
чтоб тысячами рождались мои ученики
трубить с площадей анафему!
И когда,
наконец,
на веков верхи став,
последний выйдет день им,—
в черных душах убийц и анархистов
зажгусь кровавым видением!
Светает.
Все шире разверзается неба рот.
Ночь
пьет за глотком глоток он.
От окон зарево.
От окон жар течет.
От окон густое солнце льется на спящий город.
Святая месть моя!
Опять
над уличной пылью
ступенями строк ввысь поведи!
До края полное сердце
вылью
в исповеди!
Грядущие люди!
Кто вы?
Вот — я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.
To all
No.
It is not true.
No!
And you?
My favorite,
for what,
for what ?!
Good -
I went,
I gave flowers,
Well, I have not stolen from the box of silver spoons!
White,
sshatalsya from the fifth floor.
Wind cheek burns.
Street club, screaming and rust.
Lustful vzlazil horn to horn.
Rise above the bustle of the capital stupor
strict -
ancient icons -
foreheads.
On your body - on his deathbed -
heart
days
over.
Roughly murder does not stain the hands of you.
You
He dropped only:
"In a soft bed
he,
fruit,
wine in the palm of the night table. "
Love!
Only in my
fevered
the brain was you!
Silly comedy stop the move!
Look -
I tear off toy armor
I.
Don Quixote is the greatest!
Remember:
under the burden of the cross
Christ
second
I became tired.
74
The crowd shouted:
"Marala!
Maaarrraaala! "
Correctly!
Everyone,
Who
about the rest pleaded,
oplyuy in his spring day!
Army zealots doomed volunteers
from a man no mercy!
Enough!
Now -
I swear by my pagan power! -
give
any
beautiful,
young -
the soul is not wasted,
rape
and in the heart of mockery spit it!
An eye for an eye!
Seva revenge zhni a thousand times!
In each ear vvoy:
the whole earth -
convict
with a half-shaved head of the sun!
An eye for an eye!
Kill,
Bury -
vyroyus!
On the stone knives obtochatsya teeth yet!
Dog zabyus under the bunk of the barracks!
I will,
mad,
bite into a beetle-crusher,
smelling of sweat and bazaar.
At night, jump!
I
He is calling!
White bull rose from the ground;
Muuuu!
The tortured neck yoke-ulcer,
tornados flies over the ulcer.
Elk Auburn
in wires
implicate branching head
with bloodshot eyes.
Yes!
Hunted animal over the world will overcome.
Do not leave the man!
Prayer at the mouth -
I lay on the dirty plates and asking for it.
I will take
Namal
on the royal doors
God on the face of Razin.
The sun! Rays do not throw!
Sokhna river to quench thirst without giving him -
to thousands of my students were born
pipes with space anathema!
And when,
finally,
on the tops of centuries becoming,
the last day they will -
black souls of killers and anarchists
Light the bloody vision!
Dawns.
Increasingly, yawning mouth of the sky.
Night
drink a sip by sip it.
From the windows glow.
From the windows of the heat flows.
From the windows of thick sun pours on the sleeping city.
A holy place is mine!
Again
dust on the street
steps up lines commandments!
To the edge of a full heart
pour
in the confessional!
Upcoming people!
Who you are?
Here I am,
all
pain and injury.
I will make you a fruit garden
my great soul.