Торопя этой жизни развязку,
не любя на земле ничего,
всё гляжу я на белую маску
неживого лица твоего.
В без конца замирающих струнах
слышу голос твоей красоты.
В бледных толпах утопленниц юных
всех бледней и пленительней ты.
Ты со мною хоть в звуках помешкай,
жребий твой был на счастие скуп,
так ответь же посмертной усмешкой
очарованных гипсовых губ.
Неподвижны и выпуклы веки,
густо слиплись ресницы. Ответь,
неужели навеки, навеки?
А ведь как ты умела глядеть!
Плечи худенькие, молодые,
чёрный крест шерстяного платка,
фонари, ветер, тучи ночные,
в тёмных яблоках злая река.
Кто он был, умоляю, поведай,
соблазнитель таинственный твой?
Кудреватый племянник соседа —
пёстрый галстучек, зуб золотой?
Или звёздных небес завсегдатай,
друг бутылки, костей и кия,
вот такой же гуляка проклятый,
прогоревший мечтатель, как я?
И теперь, сотрясаясь всем телом,
он, как я, на кровати сидит
в чёрном мире, давно опустелом,
и на белую маску глядит.
Hurrying this life denouement
not loving anything on earth
I look at the white mask
your inanimate face.
In endless strings
I hear the voice of your beauty.
In the pale crowds of young drowned
you are all paler and more captivating.
You even interrupt me in sounds
your lot was stingy for happiness,
so answer the posthumous grin
charmed plaster lips.
Fixed and convex eyelids,
densely stuck together eyelashes. Answer
really forever, forever?
But how could you look!
Shoulders are thin, young,
black cross of a woolen shawl,
lights, wind, night clouds,
in dark apples an evil river.
Who was he, I beg you, tell me
Your mysterious seducer?
Curly neighbor nephew -
colorful tie, golden tooth?
Or starry sky patrons
friend of bottle, bone and cue,
such a damned reveler,
burnt dreamer, how am I?
And now, shaking my whole body,
he, like me, is sitting on the bed
in a black world long empty
and looks at a white mask.
