Лев Толстой пораньше встанет,
Пашню плугом вспашет.
Балалаечку достанет,
Русского запляшет.
Тили-тили, балалайка,
Золотые струночки,
Подсоби да подыграй-ка
Ему Фет на дудочке.
Сапоги-то всмятку,
Эх, пошли в присядку.
Вот зашлись Лесков с Крамским
Мужиком комаринским.
Ой, болят, болят бока,
Пляшет Репин гопака,
И у Короленки
Аж свело коленки.
Ай люли, давай пляши,
До изнеможения,
До чесотки и парши,
До желудка жжения.
Не давал хозяин спуску:
Что не так – в руках батог.
После пляски на закуску
Вкусный берсовский пирог.
Что за сладкие деньки,
Отдыхают дяденьки.
В цвету гаоляна
Ясная поляна.
Под кусток на травку сели,
Песни русские запели.
Подпевавших кобелей
Слышен вой из-за полей.
Слышно так же пение
И рояль Танеева.
Стасов на гармонике
Выкидывает коники.
Левитан, устав от карт,
В тишине рисует «Март».
Гаршин пьет во флигеле,
Тихо, чтоб не видели.
Во садочке плачет Ге
Изваляли его в Гэ.
Жалкий и помятый,
Критикой распятый.
Страхов что-то говорил
С жарким пылом гейзера
И роялем придавил
Ногу Гольденвейзера.
Дело ясно, за грудки
И обмен ударами.
Стали в стойки мужики,
Разбежались парами.
Кто рукою метит в бровь,
Кто ногой лягается.
На траву пролилась кровь:
Все как полагается.
Хоть интеллигенция,
Но сильна потенция.
Всех резонил Пешков:
Бил в пятак не мешкав.
Тут прознав про мордобой
Прискакал городовой.
Редко у Толстого,
Да без городового.
Всех утешил Лёвушка,
Мудрая головушка.
Проводил деревнею
С Софьею Андревною.
Этих дивных вечерков
Не забыть гуляния.
Пригласит ли вновь Чертков
В рай яснополяния?
Leo Tolstoy will get up early,
The arable land will plow with a plow.
Will get a balalaeech
Russian will dance.
Tili-Viti, Balalaika,
Golden strings,
Lent and play play
He has a flute on the pipe.
Software boots
Eh, went on a rack.
Here are Leskov with Kramskoy
Man Komarinsky.
Oh, hurt, sore sides,
Dance Repin Gopak,
And at the Korolenka
Already brought the knees.
Ah Luli, let's dance,
To exhaustion,
To scabies and boys,
Burning to the stomach.
The owner did not give a descent:
What is wrong - in the hands of a batog.
After dancing for a snack
Tasty Bersovsky pie.
What sweet days
Office rest.
In the color of Gaolyan
Yasnaya Polyana.
They sat down under the bush on the grass,
Russian songs sang.
Singing males
Heard a howl from behind the fields.
Singing can also be heard
And the piano Taneyev.
Stasov on harmonica
Throwing heirs.
Levitan, tired of cards,
In silence, draws "March."
Garshin drinks in the outbuilding
Quiet, so as not to see.
He cries in the garden
Militated him in GE.
Miserable and dented
Critics crucified.
Strakhov said something
With a hot fire of a geyser
And crushed the royal
The leg of Goldenweiser.
The matter is clear, for the breasts
And the exchange of blows.
Standed men in racks,
They scattered in pairs.
Who marks an eyebrow with his hand,
Who scores with their foot.
Blood spilled onto the grass:
Everything is as it should.
At least the intelligentsia
But strong potency.
All Peshkov resigned:
Beat a pile not a bag.
Here, having learned about the face
The city jumped.
Rarely in Tolstoy,
Yes without city.
Lyovushka comforted everyone,
A wise head.
Spended the village
With Sofya Andrevne.
These marvelous evening evening
Do not forget the festivities.
Will Chertkov invite again
To paradise of clarification?
