Без году неделя,мой свет,22 смс назад мы еще не спали,40 — даже не думали,а итог — вот оно и палево,мы в опале,и слепой не видит,как мы попали и какой в груди у нас кипяток.
Губы болят,потому что ты весь колючий;больше нет ни моих друзей,ни твоей жены;всякий скажет, насколько это тяжелый случай и как сильно ткани поражены.
Израильтянин и палестинец,и соль и перец,слюна горька;август-гардеробщик зажал в горсти нас, в ладони влажной, два номерка;время шальных бессонниц, дрянных гостиниц, заговорщицкого жаргона и юморка;два щенка, что, колечком свернувшись спят на изумрудной траве,сомлев от жары уже; все, что до — сплошные слепые пятна, я потом отрежу при монтаже.
Этим всем, коль будет Господня воля, я себя настарости развлеку:вот мы не берем с собой алкоголя, чтобы всё случилось по трезвяку;между джинсами и футболкой полоска кожи, мир кренится все больше,будто под ним домкрат; мы с тобой отчаянно непохожи,и от этого все забавней во много крат;волосы жестким ворсом,в постели как Мцыри с барсом, в голове бурлящий густой сироп;думай сердцем — сдохнешь счастливым старцем,будет что рассказать сыновьям за дартсом,прежде чем начнешь собираться в гроб.
Мальчик-билеты-в-последний-ряд, мальчик-что-за-роскошный-вид.Мне плевать, что там о нас говорят и кто Бога из нас гневит.Я планирую пить с тобой ром и колдрекс, строить жизнь как комикс,готовить тебе бифштекс;что до тех, для кого важнее моральный кодекс — пусть имеют вечный оральный секс.
Вот же он ты — стоишь в простыне как в тоге и дурачишься,и куда я теперь уйду.Катапульта в райские гребаные чертоги- специально для тех, кто будет гореть в аду.
Without a year a week, my light, 22 sms ago we hadn’t slept yet, 40 - we hadn’t even thought, and the result - it was fawn, we were in disgrace, and the blind man did not see how we got and what boiling water was in our chest.
My lips hurt because you are all scratchy; there are no more my friends or your wife; everyone will say how hard this is and how badly the tissue is damaged.
An Israeli and a Palestinian, and salt and pepper, saliva is bitter; August, the cloakroom worker squeezed two numbers in a handful of us, in the palm of his hand wet; the time of crazy insomnia, crappy hotels, conspiratorial jargon and humor; two puppies that curled up in a ring like emerald grass Somlev from the heat already; everything that is - solid blind spots, then I will cut off during installation.
To all this, as long as God's will, I will entertain myself: I don’t take alcohol with us so that everything happens soberly: between the jeans and the T-shirt, a strip of leather, the world heels more and more like a jack under it; you and I are desperately different, and that’s why it’s much funnier; hair with a hard pile, in bed like Mtsyri with a leopard, boiling thick syrup in your head; think with your heart - you will die a happy old man, you will have something to tell your sons about the darts before you start to pack up in the coffin.
Boy-tickets-last-row, boy-what-for-luxurious-look. I do not care what they say about us and who God is angry of us. I plan to drink rum and coldrex with you, build my life as a comic book, cook you have a steak; as for those for whom the moral code is more important - let them have eternal oral sex.
Here you are - you are standing in a sheet as in a toga and fooling around, and where am I going now. The catapult to heavenly fucking halls is especially for those who will burn in hell.
