на плоту из полусгнивших бревен
несусь к вытянутым рукам.
твой тело - мой дом,
я еще на плаву.
взяли семь пинт пива за мир,
в этих переулках не признаю
полумер, лишь твоё тело -
мой дом.
поскальзываюсь на чужих ребрах
и смотрю на полу согбенных птиц,
что уселись на покинутый трон
короля ледяного простора.
я жую вязкую патоку
и целую твой лик памятью,
твой тело - мой дом
в этой обители винных пятен
на скатертях, блеклых знаках
и покинутой матери.
не хочу окунаться в диван
и ломать спину на простынях
наполненных объедками
чей-то бубонной чумы.
чур я буду первым в твоей постели,
и последним, гребя жадно руками
в океане распотрошенной веры
в тебя и меня. нас.
на острове крови, размытых пятен,
красок и всходящих бутонов,
разбитых бутылок и облеванных
сквотов, восторгов и шепота.
твой тело - мой дом,
в этом признаюсь сам себе
дрожащим голосом-ропотом.
в попытках услышать крик рыбы
мы почти утонули,
но я вижу,
что не все прогибаются спины,
в дырявых котлах,
что выдавали за металл нержавейку.
мои руки из бриолина
и я буду таять в её глазах,
мороком попугаев какаду
цепляться за руку
и царапая плечи
сквозить крылатыми фразами.
и тот последний похититель жвачки
нашел меня в чужом городе,
чужого дома, на просторном полу
умирающей спальни,
протянул руку
и в ней я увидел
дребезжащие механизмы детства,
в медведях на запыленных полках,
фотографиях и кипах пленки,
и сонма детей,
невинно уснувших
в колосьях.
мой мир брошен,
но я найду тебя,
снова и снова
где бы ты не была.
спрячу своего зверя,
увижу за гобеленом
резиновое солнце
и твою искрящуюся походку
по арбату из камней
давно забытых руин.
наши звезды в Руане,
но ты - дом мой,
на который я гляжу,
как на Ангела.
спасибо, я все ще странник.
on a raft of half-grown logs
Carry to the elongated hands.
Your body is my home,
I'm still afloat.
took seven pint beers for peace
In these alleys I do not recognize
half-term, only your body -
my house.
Sorry on other people's rips
and look at the floor of the beggar birds,
What sat on the abandoned throne
King of ice space.
I am a viscous meal
and the whole of your face
Your body is my home
In this monastery of wine spots
On tablecloths, faded signs
And abandoned mother.
I do not want to dip in the sofa
and break the back on the sheets
filled with union
Whose bubonic plague.
Chur I will be the first in your bed
and the last rowing greedily
In the ocean of the boarded faith
in you and me. us.
on the island of blood, blurred spots,
paints and external buds,
broken bottles and glazed
squals, delight and whisper.
Your body is my home,
This confesses myself
trembling voice-ropot.
In trying to hear fish cry
We almost drowned
But I see
that not all begging backs,
in leaky boilers,
What was given for metal stainless steel.
My hands from Broccolina
And I will melt in her eyes,
Market Parrots Kakada
climb
And scratching shoulders
Through the covered phrases.
And that last gum kidnapper
I found me in a foreign city
someone else's house, on the spacious floor
dying bedroom
extended her hand
And I saw in it
rattling mechanisms of childhood,
in bears on dust shelves,
photographs and cigarette film
and the host of children
innocently asleep
In cools
My world is thrown,
But I will find you
again and again
Wherever you were.
Sugging your beast
I will see behind the tapestry
Rubber sun
And your sparkling gait
by Arbat from stones
long forgotten ruins.
Our stars in Ruang,
But you are my house,
To which I look,
as an angel.
Thank you, I'm still a wanderer.
