Душно и сыро в темном подвале и нет наружу дверей.
И я один среди многих сотен чужих, отупевших людей
И нечем помочь им, и нет для них дали, чтобы в нее смотреть.
Нет жизненной цели и нет смысла, чтобы все это терпеть.
Я не хочу здесь больше жить.
Я не могу петь в пустоту.
Я хотел бы полезным быть.
Жалко, что я ее все же люблю.
Засохший цветок, вечно юная дама, нестареющий Вечный Жид,
А рядом кто-то, вечно в стельку пьяный без умолку говорит,
Как вчера по пьяни вместе с друзьями, они сожгли бомжа.
Афганец с отрубленными ногами ужинает не спеша.
Я не хочу здесь больше жить.
Я не могу петь в пустоту.
Я хотел бы полезным быть.
Жалко, что я ее все же люблю.
Мы нежданные и чужие на своей родной земле.
Мы не думаем об убитых, мы думаем о себе.
Мы все пропили, мы скололись, нас посадили в тюрьму.
Багровое солнце по спирали прячется в темноту.
Я не хочу здесь больше жить.
Я не могу петь в пустоту.
Я хотел бы полезным быть.
Жалко, что я ее все же люблю.
It is stuffy and damp in a dark basement and no door outdoor.
And I am alone among many hundreds of other people who fucked people
And there is nothing to help them, and not for them Dali to watch it.
No life goal and makes no sense to endure it all.
I do not want to live more here.
I can't sing into emptiness.
I would like to be useful.
It is a pity that I still love her.
Dried flower, eternally young lady, unsolduring eternal liquor,
And next to someone, forever in the insole drunk without celestial
How yesterday on drunk, together with friends, they burned homeless.
Afghan with severed legs does not rush.
I do not want to live more here.
I can't sing into emptiness.
I would like to be useful.
It is a pity that I still love her.
We are unexpected and strangers on their native land.
We do not think about those killed, we think about yourself.
We all drank, we will be put on, we were put in prison.
The bugger sun on the helix hides in the dark.
I do not want to live more here.
I can't sing into emptiness.
I would like to be useful.
It is a pity that I still love her.
