И снилось мне в том диком сне,
Что мышь танцует при луне
И, прикрывая свой подол,
Кричит сквозь пол и слышит звон.
И лай собак и крики птиц
Людей, смотрящих вечно вниз.
И лишь тогда взошла луна,
И за собой всех унесла.
Осталась мышь, стоит одна
И прикрывает свой подол,
Глядит туда, а там темно.
И думает, "какой позор?!
И нет собак и нет здесь птиц,
И нет людей, смотрящих вниз."
Тихим шелестом листвы,
Средь толщи каменных берез
В миру житейской суеты,
Средь белых чистых грез
Я увидал того гуся
И закричал ему,
Что он порой совсем шутя
Спускается во тьму.
Где толстый синий крокодил,
Чертя своим хвостом,
Пытается освободить
Поэта с красным ртом.
Который долго говорит,
А после тихо шепчет.
На стуле мокром он сидит
И задувает свечи.
Ему противен свет огня
И воздух и земля.
Ему лишь важен крокодил
Что смотрит на гуся.
И снилось мне в том диком сне,
Что мышь танцует при луне
И, прикрывая свой подол,
Кричит сквозь пол и слышит звон.
И лай собак и крики птиц
Людей, смотрящих вечно вниз.
И лишь тогда взошла луна,
И за собой всех унесла.
Осталась мышь, стоит одна
И прикрывает свой подол,
Глядит туда, а там темно.
И думает, "какой позор?!
И нет собак и нет здесь птиц,
И нет людей, смотрящих вниз."
Тихим шелестом листвы,
Средь толщи каменных берез
В миру житейской суеты,
Средь белых чистых грез
Я увидал того гуся
И закричал ему,
Что он порой совсем шутя
Спускается во тьму.
Где толстый синий крокодил,
Чертя своим хвостом,
Пытается освободить
Поэта с красным ртом.
Который долго говорит,
А после тихо шепчет.
На стуле мокром он сидит
И задувает свечи.
Ему противен свет огня
И воздух и земля.
Ему лишь важен крокодил
Что смотрит на гуся.
