Stood there leaning to the city moon,
casting silhouettes tall to grip her white rooms
the black-clad voyeur in his black-clad masque
in the serpentine sun of tragedy basked
Stood there cursing at the soul-dead mass
with their fabled illusions, the vain dreams that passed
splinters of a life rushing by in the whirl
alone, silent warrior in a fantasy world
He cried for night / but night could not come
so, swept in the shroud of misanthropia he went away
and fed the empty galleries
with the artifacts of the black rain
sunken into the shadows with a dry, sardonic smile
He made the footprints a part of his heart
to rouse a sacred confrontation
Stood there carving on the monument to lies
digging of the Earth, making friends with the soil
as the all-mother rises and bares her bleeding thighs
he disappears into her cold, icy womb
Стоял там, прислонившись к городской луне,
высокие силуэты, чтобы захватить ее белые комнаты
одетый в черное вуайерист в маске в черной одежде
под змеиным солнцем трагедии грелись
Стоял там, ругаясь в душе мертвой массы
с их легендарными иллюзиями, тщетными мечтами
осколки жизни мчатся в водовороте
один, тихий воин в фэнтезийном мире
Он плакал ночью / но ночь не могла прийти
так что, охваченный мизантропией, он ушел
и кормил пустые галереи
с артефактами черного дождя
утонул в тени с сухой сардонической улыбкой
Он сделал следы частью своего сердца
разжечь священное противостояние
Стоял там резьба по памятнику лжи
рытье земли, дружить с почвой
как мать поднимается и обнажает кровоточащие бедра
он исчезает в ее холодном, ледяном утробе
