Текст песни KURT COBAIN with WILLIAM S. BURROUGHS - The Priest They Called Him

Fight tuberculosis, folks. Christmas Eve, an old junkie selling Christmas seals on North Park Street.
The Priest, they called him.
Fight tuberculosis, folks.
People hurried by, gray shadows on a distant wall. It was getting late and no money to score.
He turned into a side street and the lake wind hit him like a knife. Cab stop just ahead under a streetlight. Boy got out with a suitcase. Thin kid in prep school clothes, familiar face, the Priest told himself, watching from the doorway. Reminds me of something a long time ago. The boy, there, with his overcoat unbuttoned, reaching into his pants pocket for the cab fare.
The cab drove away and turned the corner. The boy went inside a building. 'Hmm, yes, maybe' - the suitcase was there in the doorway. The boy nowhere in sight. Gone to get the keys, most likely, have to move fast. He picked up the suitcase and started for the corner. Made it. Glanced down at the case. It didn't look like the case the boy had, or any boy would have. The Priest couldn't put his finger on what was so old about the case. Old and dirty, poor quality leather, and heavy. Better see what's inside.
He turned into Lincoln Park, found an empty place and opened the case. Two severed human legs that belonged to a young man with dark skin. Shiny black leg hairs glittered in the dim streetlight. The legs had been forced into the case and he had to use his knee on the back of the case to shove them out. 'Legs, yet' he said, and walked quickly away with the case. Might bring a few dollars to score.
The buyer sniffed suspiciously. 'Kind of a funny smell about it'. 'It's just Mexican leather'. 'Well, some joker didn't cure it'. The buyer looked at the case with cold disfavor. 'Not even right sure he killed it, whatever it is. Three is the best I can do and it hurts. But since this is Christmas and you're the Priest...'. He slipped three notes under the table into the Priest's dirty hand.
The Priest faded into the street shadows, seedy and furtive. Three cents didn't buy a bag, nothing less than a nickel. Say, remember that old Addie croaker told me not to come back unless I paid him the three cents I owe him. Yeah, isn't that a fruit for ya, blow your stack about three lousy cents.
The doctor was not pleased to see him. 'Now, what do you WANT? I TOLD you!' The Priest laid three bills on the table. The doctor put the money in his pocket and started to scream. 'I've had TROUBLES! PEOPLE have been around! I may lose my LICENSE!' The Priest just sat there, eyes, old and heavy with years of junk, on the doctor's face.
'I can't write you a prescription'. The doctor jerked open a drawer and slid an ampule across the table. 'That's all I have in the OFFICE!' The doctor stood up. 'Take it and GET OUT!' he screamed, hysterical. The Priest's expression did not change. The doctor added in quieter tones, 'After all, I'm a professional man, and I shouldn't be bothered by people like you.' 'Is that all you have for me? One lousy quarter G? Couldn't you lend me a nickel...?' 'Get out, get out, I'll call the police I tell you.' 'All right, doctor, I'm going.
Of course it was cold and far to walk, rooming house, a shabby street, room on the top floor. 'These stairs,' coughed the Priest there, pulling himself up along the bannister. He went into the bathroom, yellow wall panels, toilet dripping, and got his works from under the washbasin. Wrapped in brown paper, back to his room, get every drop in the dropper. He rolled up his sleeve.
Then he heard a groan from next door, room eighteen. The Mexican kid lived there, the Priest had passed him on the stairs and saw the kid was hooked, but he never spoke, because he didn't want any juvenile connections, bad news in any language. The Priest had had enough bad news in his life. He heard the groan again, a groan he could feel

Борьба с туберкулезом, ребята. Сочельник, старый наркоман, продающий рождественские печати на Норт -Парк -стрит.
Священник, они позвонили ему.
Борьба с туберкулезом, ребята.
Люди поспешили, серые тени на далекой стене. Было уже поздно, и никаких денег забить.
Он превратился в боковую улицу, и ветер озера ударил его, как нож. Кабина остановится прямо под уличным светом. Мальчик вышел с чемоданом. Тонкий ребенок в подготовительной школьной одежде, знакомое лицо, сказал священник, наблюдая из дверного проема. Напоминает мне о чем -то давным -давно. Мальчик, там, с ее пальдовым расстегнутым, протягивая в карман брюк для проезда.
Кабина уехала и повернула за угол. Мальчик вошел в здание. «Хм, да, может быть» - чемодан был в дверях. Мальчик нигде не видно. Ушли, чтобы получить ключи, скорее всего, придется двигаться быстро. Он поднял чемодан и начал за угол. Сделал это. Посмотрел по делу. Это не выглядело так, как у мальчика, или у любого мальчика. Священник не мог поставить пальцем на то, что было так старым в этом случае. Старый и грязный, низкий качественный кожа и тяжелый. Лучше увидеть, что внутри.
Он превратился в Линкольн -парк, нашел пустое место и открыл дело. Две отрубленные человеческие ноги, которые принадлежали молодому человеку с темной кожей. Блестящие черные волосы ноги сверкали в тусклом уличном свете. Ноги были вынуждены в дело, и ему пришлось использовать колено на задней части дела, чтобы вытолкнуть их. «Ноги, но», - сказал он, и быстро ушел с дела. Может принести несколько долларов, чтобы забить.
Покупатель подозрительно понюхал. «Вроде забавный запах». «Это просто мексиканская кожа». «Ну, какой -то Джокер не вылечил это». Покупатель посмотрел на дело с холодным недостатком. «Даже не правильно, конечно, он убил его, что бы это ни было. Три - лучшее, что я могу сделать, и это больно. Но так как это Рождество, а ты священник ... ». Он проскользнул три ноты под столом в грязную руку священника.
Священник исчезал в уличных тени, ухоженных и скрытых. Три цента не купили сумку, не что иное, как никель. Скажите, помните, что Старая Эдди Кракер сказала мне не возвращаться, если я не заплатил ему три цента, которые я ему должен. Да, разве это не плод для тебя, взорвать свой стек около трех паршивых центов.
Доктор не был рад видеть его. «Теперь, что ты хочешь? Я говорил тебе!' Священник заложил три счета на столе. Доктор положил деньги в карман и начал кричать. «У меня были проблемы! Люди были рядом! Я могу потерять свою лицензию! Священник просто сидел там, глаза, старые и тяжелые с годами мусора, на лице Доктора.
«Я не могу написать вам рецепт». Доктор вырубил ящик и продвинул ампулу по столу. «Это все, что у меня есть в офисе!» Доктор встал. «Возьми его и убирайся!» Он закричал, истерично. Выражение священника не изменилось. Доктор добавил в более тихих тонах: «В конце концов, я профессиональный человек, и меня не беспокоит такие люди, как ты». «Это все, что у вас есть для меня? Один паршивый квартал G? Не могли бы вы одолжить мне никель ...? ' «Уходи, уходи, я позвоню в полицию, я скажу тебе». «Хорошо, доктор, я пойду.
Конечно, было холодно и далеко ходить, комнатный дом, потертая улица, комната на верхнем этаже. «Эти лестницы» кашляют там священника, подтянув себя вдоль Баннистера. Он вошел в ванную, желтые настенные панели, капал туалет и получил свои работы из -под умывальника. Завернутый в коричневую бумагу, обратно в свою комнату, получите каждую каплю в капельнице. Он свернул рукав.
Затем он услышал стон от соседней, комната восемнадцать. Мексиканский ребенок жил там, священник передал его по лестнице и увидел, что ребенка зацепили, но он никогда не говорил, потому что он не хотел никаких ювенильных связей, плохих новостей на любом языке. У священника было достаточно плохих новостей в его жизни. Он снова услышал стон, стон, который он мог чувствовать