Глухари на токовище бьются грудью до крови,
Не на шутку расходились - быть бы живу...
Так и мы когда-то жили, от зари и до зари,
И влюблялись, и любили - мчались годы с той поры.
Мчались годы, стёрлись клювы, раны зажили давно,
Только шрамы доброй памятью остались.
А рябину всю склевали да порвали на вино,
Но кто помнил - прилетали на знакомое окно.
Тянет осенью из леса... Дом, над крышей вьётся дым...
И антоновка созрела, пожелтела...
Оглянуться не успел я - друг наш тоже стал седым,
А ведь тоже, было дело, передёргивал лады.
На болотах всё как прежде, крылья хлопают вдали,
Всё буянят, всё расплёскивают удаль.
Ну а я уже не буду - занавесочку спалил, -
И то вспомню, то забуду, как за птичками ходил.
Глухари на токовище бьются грудью до крови,
Не на шутку расходились - быть бы живу...
Так и мы когда-то жили, от зари и до зари,
И влюблялись, и любили - мчались годы с той поры.
Capercaillies on the current are fighting with their breasts until they bleed,
They dispersed in earnest - I would live ...
This is how we once lived, from dawn to dawn,
And they fell in love and loved - the years have been racing since that time.
Years raced, beaks worn out, wounds healed long ago,
Only the scars remained a good memory.
And they pecked the whole mountain ash and torn it into wine,
But who remembered - flew to the familiar window.
Draws in the fall from the forest ... House, smoke winds over the roof ...
And Antonovka has matured, turned yellow ...
Before I had time to look back, our friend also turned gray,
But, too, there was a case, twitched his frets.
In the swamps everything is as before, wings flap in the distance,
Everything is rowdy, everything is splashing prowess.
Well, I won't be anymore - I burned the curtain, -
And then I remember, then I forget how I went after birds.
Capercaillies on the current are fighting with their breasts until they bleed,
They dispersed in earnest - I would live ...
This is how we once lived, from dawn to dawn,
And they fell in love and loved - the years have been racing since that time.