Когда-то у нас были реки и дороги,
Теперь мы застыли на пороге.
Мы смотрим на дым из трубы,
И голубь благодати встаёт на дыбы.
Резной ветер. Холодный ветер.
Поздно считать скандалы и интриги.
Смотри, как горят эти книги.
Назад, в Архангельск!
В церквах и веригах калига перехожий,
Пьёт с кухаркой Дуней шампанское в прихожей.
Куда не глянешь, везде образа,
То ли лезь под кровать, то ли жми на тормоза.
Резной ветер. Хрустальный ветер.
Поздно сжимать в кармане фиги.
Смотри, как горят эти книги.
Назад, в Архангельск!
Банана-мама с крепкими ногами
Режет карту мира на оригами.
В тени стоит добродетельный муж
Мы идём по приборам на великую глушь.
Назад, в Архангельск.
Воры и чиновники, мавры и пейзане
Строят баррикады на улицах Рязани.
На 20 лет – один манифест
Куда бы ты ни шёл на тебе стоит крест.
Входной ветер. Холодный ветер.
Поздно считать силы и интриги.
Смотри, как горят эти книги!
Назад, в Архангельск!
We once had rivers and roads
Now we are frozen on the doorstep.
We look at the smoke from the chimney
And the dove of grace rears up.
Carved wind. Cold wind.
It's too late to count scandals and intrigues.
Watch these books burn.
Back to Arkhangelsk!
In churches and chains, Kaliga is a cross,
Drinking champagne with cook Dunya in the hallway.
Wherever you look, there are images everywhere,
Either crawl under the bed, or hit the brakes.
Carved wind. Crystal wind.
It's late to squeeze figs in your pocket.
Watch these books burn.
Back to Arkhangelsk!
Banana mama with strong legs
Cuts the world map in origami.
In the shadow stands a virtuous husband
We go on instruments into the great wilderness.
Back to Arkhangelsk.
Thieves and officials, moors and peizans
They are building barricades on the streets of Ryazan.
One manifesto for 20 years
Wherever you go, there is a cross on you.
Entrance wind. Cold wind.
It is too late to count forces and intrigues.
Watch these books burn!
Back to Arkhangelsk!
