Рыжеватый пинг-понговый шарик
мальчишкою скачет по крышам, заборам,
катается в стёклах.
Как сыр по крестьянскому маслу,
и корчится едкой кислинкой в глазах.
И одни говорят:
«Это солнце, осеннее солнце
сидит в глазном яблоке страшным раздором
и сором». Другие кричат:
«Это Петька, балбес, из второго подъезда.
Осколочек неба он вертит в руках».
Всё сегодня не так. Все полны ожиданием счастья,
как некой огромной кастрюли с повидлом,
вкруг которой уселся б весь двор,
не обидев при этом собак и бродяг.
И старушки из плюша в очках, сквозь которые видно
их детство и юность -
а старости вовсе не видно -
с благой укоризной на Петьку глядят
и грозят ему пальцем и Петьку бранят.
Но когда прошлогоднее лето, пошарив в карманах,
нежданно всем выдаст по фунту изюма,
по билетику счастья, по фантику
дикой фантазии выдаст на нос,
позапрошлые девочки в зимних, солёных кудряшках
отпустят внучат посмотреть на безумный,
безумный рыжеющий мир,
от хвоста до ушей заключённый в бесхитростный детский вопрос.
«Все полны ожиданием счастья», -
пишу, а сам думаю: коль уж мы счастливы, то ожиданьем.
Вот октябрь, наклонившись, накрыл меня сеткой осиновых спаянных век.
И тогда я уснул. И приснилось мне счастье, и солнце,
и Петька, и двор,
трёхэтажное здание...
А потом ещё вечер, и ветер, и холод,
и новый, не вовремя выпавший, век.
Reddish ping pong ball
the boy is jumping on the roofs, fences,
rides in the glass.
Like cheese in peasant butter
and writhes caustic sourness in his eyes.
And some say:
"This is the sun, the autumn sun
sitting in the eyeball in terrible contention
and litter. " Others shout:
“This is Petka, dunce, from the second entrance.
He twirls a fragment of the sky in his hands. ”
This is not so today. Everyone is full of expectation of happiness
like a huge pan of jam
around which the whole yard would sit
without offending dogs and vagrants.
And old plush old women with glasses through which you can see
their childhood and youth -
and old age is not visible at all -
look at Petka with good reproach
and they threaten him with a finger and Petka scolded.
But when last year’s summer, rummaging in his pockets,
unexpectedly everyone will give out a pound of raisins,
on a ticket of happiness, on a candy wrapper
wild fantasy will betray the nose,
the year before last girls in winter, salty curls
grandchildren let go look at the mad
crazy red world
from tail to ears imprisoned in a simple childish question.
"Everyone is full of the expectation of happiness," -
I write, but I myself think: since we are happy, then we wait.
October, bending over, covered me with a grid of aspen soldered eyelids.
And then I fell asleep. And I dreamed of happiness, and the sun,
and Petka, and the yard,
three-storey building...
And then another evening, and the wind, and the cold,
and a new, untimely, century.
