(сл. Геннадия Жукова)
В смиренье тягостном влача
асфальт, налипший на подковы,
влача обноски и обновы,
я, было, умер сгоряча...
Но был у города конец.
И кровь слилась с древесным соком –
я горло жег зеленым током,
зеленый хрупая чабрец.
Еще гортань была в огне,
когда со страхом пилигрима
я чуял, как неистребимо
язычник деется во мне.
О, я не знал, слетая с круга,
как хрип с пластинки шансонье,
что петь мне звонко и упруго,
что мне играть на тетиве!
Возьми мой кашель перочинный
и возврати, моя земля,
гортанный хохот лошадиный
и плач гортанный журавля!
Пусть эта боль на боль похожа...
Пусть. Я согласен онеметь,
пока сползают слизь и кожа,
и нарастают сталь и медь.
(Sl. Gennady Zhukova)
In humility in humble
Asphalt, pillars,
Vlaga Fraight and updates,
I, it was, died sorry ...
But the city was the end.
And the blood merged with wood juice -
I got my throat with green current,
Green crumbling chamber.
Still larynx was on fire
When with fear of pilgrim
I chulsy, like indestructible
The pagan is going to me.
Oh, I did not know, flowing from the circle,
as wheezing with the records of chanson,
what to sing call me and elastly
What do I play on the tutor!
Take my cough perochit
and refund, my land,
Horsepo harvester
And crying Horthine crane!
Let this pain look like ...
Let be. I agree to hes
so far slips and skin slide,
And steel and copper grow.
