Текст песни Mark Bradshaw - Ode to a Nightingale

Ode to a Nightingale
My heart aches, and a drowsy numbness pains
My sense, as though of hemlock I had drunk,
Or emptied some dull opiate to the drains
One minute past, and Lethe-wards had sunk:
'Tis not through envy of thy happy lot,
But being too happy in thy happiness, -
That thou, light-winged Dryad of the trees,
In some melodious plot
Of beechen green, and shadows numberless,
Singest of summer in full-throated ease.

O for a draught of vintage! that hath been
Cooled a long age in the deep-delved earth,
Tasting of Flora and the country-green,
Dance, and Provencal song, and sunburnt mirth.
O for a beaker full of the warm South,
Full of the true, the blushful Hippocrene,
With beaded bubbles winking at the brim
And purple-stained mouth;
That I might drink, and leave the world unseen,
And with thee fade away into the forest dim.

Fade far away, dissolve, and quite forget
What thou among the leaves hast never known,
The weariness, the fever, and the fret
Here, where men sit and hear each other groan;
Where palsy shakes a few, sad, last grey hairs,
Where youth grows pale, and spectre-thin, and dies;
Where but to think is to be full of sorrow
And leaden-eyed despairs;
Where Beauty cannot keep her lustrous eyes,
Or new Love pine at them beyond tomorrow.

Away! away! for I will fly to thee,
Not charioted by Bacchus and his pards,
But on the viewless wings of Poesy,
Though the dull brain perplexes and retards:
Already with thee! tender is the night,
And haply the Queen-Moon is on her throne,
Clustered around by all her starry Fays;
But here there is no light
Save what from heaven is with the breezes blown
Through verdurous glooms and winding mossy ways.

I cannot see what flowers are at my feet,
Nor what soft incense hangs upon the boughs,
But, in embalmed darkness, guess each sweet
Wherewith the seasonable month endows
The grass, the thicket, and the fruit-tree wild;
White hawthorn, and the pastoral eglantine;
Fast-fading violets covered up in leaves;
And mid-May's eldest child
The coming musk-rose, full of dewy wine,
The murmurous haunt of flies on summer eves.

Darkling I listen; and for many a time
I have been half in love with easeful Death,
Called him soft names in many a mused rhyme,
To take into the air my quiet breath;
Now more than ever seems it rich to die,
To cease upon the midnight with no pain,
While thou art pouring forth thy soul abroad
In such an ecstasy!
Still wouldst thou sing, and I have ears in vain -
To thy high requiem become a sod.

Thou wast not born for death, immortal Bird!
No hungry generations tread thee down;
The voice I hear this passing night was heard
In ancient days by emperor and clown:
Perhaps the selfsame song that found a path
Through the sad heart of Ruth, when, sick for home,
She stood in tears amid the alien corn;
The same that oft-times hath
Charmed magic casements, opening on the foam
Of perilous seas, in faery lands forlorn.

Forlorn! the very word is like a bell
To toll me back from thee to my sole self!
Adieu! the fancy cannot cheat so well
As she is famed to do, deceiving elf.
Adieu! adieu! thy plaintive anthem fades
Past the near meadows, over the still stream,
Up the hill-side; and now 'tis buried deep
In the next valley-glades:
Was it a vision, or a waking dream?
Fled is that music: -do I wake or sleep?

Ода соловью
Мое сердце болит, и сонливость болит
Чувство, как будто я выпил болиголов,
Или опустошил какой-то унылый опиат в стоки
Прошла минута, и Леты-подопечные утонули:
«Это не из-за зависти твоей счастливой судьбы,
Но быть слишком счастливым в твоем счастье, -
Это ты, легкокрылая дриада деревьев,
В каком-то мелодичном сюжете
Букового зеленого цвета и бесчисленных теней,
Певец лета в полном горле легкость.

O для черновика года изготовления вина! что было
Охлажденный долгое время в глубокой земле,
Дегустация Флоры и Кантри-зеленого,
Танец, и провансальская песня, и загорелая радость.
О за стакан, полный теплого Юга,
Полный правды, красавчик Гиппокрен,
С бисером пузырьков, подмигивая на краю
И окрашенный в пурпур рот;
Чтобы я мог пить и оставить мир невидимым,
И с тобою угаснет в лесу тусклый.

Уйди далеко, растворись и совсем забудь
Что ты среди листьев никогда не знал,
Усталость, лихорадка и раздражение
Здесь, где люди сидят и слышат стоны друг друга;
Где паралич трясет несколько грустных последних седых волос,
Где молодость становится бледной, призрачной и умирает;
Где думать, значит быть полным печали
И свинцовые глаза отчаяния;
Где красота не может держать свои блестящие глаза,
Или новая любовь сосна у них за завтра.

Прочь! прочь! ибо я полетю к тебе,
Не изобилующий Вакхом и его партами,
Но на невидимых крыльях Поэси,
Хотя тупой мозг сбивает с толку и тормозит:
Уже с тобой! Ночь нежна,
И счастливая Королева-Луна на ее троне,
Сгруппированы вокруг всех ее звездных Фей;
Но здесь нет света
Спаси то, что с небес, с ветрами
Сквозь зелёные мраки и извилистые мшистые пути.

Я не вижу, какие цветы у моих ног,
Ни какой мягкий ладан висит на ветвях,
Но, в бальзамированной темноте, угадать каждый сладкий
Чем наделен сезонный месяц
Трава, чаща и плодовое дерево дикие;
Белый боярышник и пасторальный эглантин;
Быстроцветающие фиалки, покрытые листьями;
И старший ребенок середины мая
Грядет мускусная роза, полная росистого вина,
Журчащая муха в летние ночи.

Darkling я слушаю; и много раз
Я был наполовину влюблен в легкую смерть,
Называл его мягкими именами во многих размышляющих рифмах,
Взять в воздух мое тихое дыхание;
Теперь, как никогда, кажется богатым умереть,
Чтобы прекратить в полночь без боли,
Пока ты изливаешь свою душу за границу
В таком экстазе!
Ты бы все еще пел, а у меня зря уши -
К твоему высочайшему требованию стань дерном.

Ты не был рожден для смерти, бессмертная Птица!
Никакие голодные поколения не давят тебя;
Голос, который я слышу этой прошедшей ночью, был услышан
В древние времена императором и клоуном
Возможно, та же самая песня, которая нашла путь
Через печальное сердце Рут, когда болею за дом,
Она стояла в слезах среди чужой кукурузы;
То же, что часто бывает
Зачарованные волшебные створки, раскрывающиеся на пене
Из опасных морей, в волшебных землях одиноких.

Отчаянная! само слово как колокол
Чтобы вернуть меня от себя к себе!
Прощайте! фантазия не может обмануть так хорошо
Как она прославилась, обманывая эльфа.
Прощайте! прощайте! твой жалобный гимн угасает
Мимо ближайших лугов, над тихим ручьем,
Вверх по склону холма; и теперь он похоронен глубоко
В следующих долинах:
Это было видение или сон наяву?
Бежала эта музыка: -Я бодрствую или сплю?