Due note e il ritornello era già nella pelle di quei due
il corpo di lei mandava vampate africane, lui sembrava un coccodrillo...
i sax spingevano a fondo come ciclisti gregari in fuga
e la canzone andava avanti sempre più affondata nell'aria...
quei due continuavano, da lei saliva afrore di coloniali
che giungevano a lui come da una di quelle drogherie di una volta
che tenevano la porta aperta davanti alla primavera...
qualcuno nei paraggi incominciava a starnutire,
il ventilatore ronzava immenso dal soffitto esausto,
i sax, ipnotizzati... dai movimenti di lei si spandevano
rumori di gomma e di vernice, da lui di cuoio...
le luci saettavano sul volto pechinese della cassiera
che fumava al mentolo, altri starnutivano senza malizia
e la canzone andava elegante, l'orchestra era partita, decollava...
i musicisti, un tutt'uno col soffitto e il pavimento,
solo il batterista nell'ombra guardava con sguardi cattivi...
quei due danzavano bravi, una nuova cassiera sostituiva la prima,
questa qui aveva occhi da lupa e masticava caramelle alaskane,
quella musica continuava, era una canzone che diceva e non diceva,
l'orchestra si dondolava come un palmizio davanti a un mare venerato...
quei due sapevano a memoria dove volevano arrivare...
un quinto personaggio esitò
prima di sternutire,
poi si rifugiò nel nulla...
era un mondo adulto,
si sbagliava da professionisti...
Две ноты и припев уже были в шкуре этих двоих.
ее тело излучало африканские вспышки, он был похож на крокодила ...
саксофоны толкались, как стадные велосипедисты в бегах
и песня уходила все глубже и глубже в воздух ...
эти двое продолжали, запах колонистов исходил от нее
что пришло к нему, как будто из одного из тех старых продуктовых магазинов
кто держал дверь открытой к весне ...
кто-то рядом начал чихать,
вентилятор безумно гудел от измученного потолка,
саксофоны, загипнотизированные ... ее движениями распространяются
шум резины и краски, от него кожа ...
на лице кассира-пекинеса вспыхнули огни
кто курил ментол, другие чихали без злости
и песня была шикарной, оркестр тронулся, взлетел ...
музыканты, один с потолком и полом,
только барабанщик в тени злобно смотрел ...
те двое хорошо танцевали, новая кассирша заменила первую,
у этого были волчьи глаза и он жевал аляскинские конфеты,
Эта музыка продолжалась, это была песня, в которой говорилось и не говорилось:
оркестр раскачивался, как пальма перед почитаемым морем ...
эти двое знали наизусть, куда они хотели пойти ...
пятый персонаж колебался
перед чиханием,
потом укрылся в никуда ...
это был взрослый мир,
он был неправ как профессионал ...
