Текст песни Para-Mi - Джинсы Dem

обнажение человеческой экзистенции - сказали бы умные,
но у меня не так совсем, я ведь просто пьяная легла под руки,
и ничего не дернулось внутри, вбивалась ногтями нежная музыка,
у тебя все могло быть хорошо, если б не поцелуи без языка,
перебинтованные бока и раненые пока, припевы до хрипа сдавившие,
клавиши, стертые пальцами, стертые пальцами бывшие, но разлей же,
разлей ты меня по поверхности, новости, кости, и платьями режу
талию, бесталанная, муки танталовы, олово в горле, аккордами падаю,
где же ты видела, милая, где же, чтобы такими приборами меряли,
чтобы вставали, вставляли и верили – в двери проемы, пробелы вписали
так много мертвых метафор, смешные параболы боли в клетках листа,
может, стоит просто хоть один раз остановиться, заткнуться и переспать,
не в смысле, что с тем или этим, а как пережить, переехать, переболеть,
чтобы впредь не цепляться в подъездах за куртку, губы-окурки не округляй,
перепалки, скулы и переулки выцвели в самое горло, вырез под самую шею, чтобы,
бесшумно стекая в плечо, без нёбных заёбанных слов о любви, пожалуйста, пожалуйста,
без нёбных заёбанных слов, уезжай, чо.
Достань углами комнаты до уголков рта, вылей гортань,
Дотронься, после тебя не грудная клетка уже, а пустота,
Не пошленькое бухло, не стекло, а скорбь,небесная твердь,
Медь в разбитых голосовых связках – соль и медь, если быть,
То терпеть, а березовые ветки весной в окно, волосы пахнут
Ветром, в продрогшем метро я насильно сплетаю красную, синюю– автово, петроградка,
Ты такая красивая, Господи, не говори мне такое, родной же, самый родной,
я завидую только тем, кто падает вниз головой, носит джинсы еще поуже,
зрачки затягивает потуже, с глаз долой, а из сердца вой, по дороге домой
можно вспомнить вообще все, и это все унесет, будет скручивать, долго и долго бить,
металлоискатели зазвенят у нервов, не ты первый не дал мне допить,доиграть,
дожить, чтобы стало меньше патетики, сахара, брома, прекратить бы общение,
перерубить все канаты и комнаты, в них так много не было, отпусти кровообращение,
отвали, задуши телефон подушкой и кофтами, лишь бы не слышать, как просят прощения.
Я как щенок замерзающий, скомканный, можно топить уже, нет и недели мне,
Дали и взяли, отняли, добили, вгибы локтей тебя помнят, дебильные,
Тихо так, шрамом нательным под крестиком, вместе отпеть эту нежность,
И вместе же криком на языке жестов, жестко, неистово снять одежду.
Ну пьяная, Господи, легла тогда под руки, реки, дороги и рот искусав,
Хули – не люди, а холинолитики, бросят, ни разу не отыскав, и не сказав
Ни полслова чуть позже, ни покурить, ни проветрить, слабо обнять,
Да и то только воздух, оставшийся в скомканном этом белье,
И потом в тетради такие горькие даты
Джинсы пиздаты, но лучше снять.

exposure of human existence - smart people would say
but I don’t have it at all, I’ve just drunk laid down under my arms,
and nothing jerked inside, soft music was driven in with her nails,
you could be fine if it weren’t for kisses without a tongue,
the bandaged sides and the wounded so far, squeezing the refrain to a wheezing,
keys erased by fingers, formerly erased by fingers, but spill the same,
spill me on the surface, news, dice, and cut my dresses
waist, untalented, tantalum flour, tin in the throat, I drop chords,
where did you see, dear, where so that such devices were measured,
to get up, insert and believe - in the doorways are openings, spaces are entered
so many dead metaphors, funny parabolas of pain in leaf cells,
maybe you just need to stop at least once, shut up and sleep,
not in the sense that with this or that, but how to survive, move, get sick,
so as not to cling to the jacket in the hallways, don’t round off the cigarette butts,
skirmishes, cheekbones and alleys faded into the throat, a neckline cut, so that
Silently flowing into the shoulder, without palatine fucked words about love, please, please
without palatine fucking words, leave, cho.
Get the corners of the room to the corners of the mouth, pour out the larynx,
Touch, after you, not the ribcage already, but the void,
Not vulgar booze, not glass, but sorrow, firmament of heaven,
Copper in broken vocal chords - salt and copper, if to be,
That endure, and birch branches in the spring out the window, the hair smells
In the wind, in a cold metro, I forcibly weave red, blue –auto, petrogradka,
You are so beautiful, Lord, don’t tell me that, dear, dearest,
I envy only those who fall upside down, wear jeans even narrower,
pupils are tightened tightly, out of sight, and howling from the heart, on the way home
you can remember everything at all, and it will take everything away, it will twist, beat for a long and long time,
metal detectors will ring in your nerves, not the first one you gave me to finish, finish the game,
live to make less pathetics, sugar, bromine, stop communication,
cut all the ropes and rooms, there wasn’t so much in them, let go of the blood circulation,
back off, strangling the phone with a pillow and sweatshirts, just not to hear how they apologize.
I’m like a puppy freezing, crumpled, you can drown already, I don’t have a week,
They gave and took, taken away, finished off, the elbows of the elbows remember you, moronic,
Quietly so, with a body scar under the cross, to sing this tenderness together,
And together with a cry in sign language, it is tough, frantically to take off their clothes.
Well, drunk, Lord, then lay down under the arms, rivers, roads and mouth biting,
Hoolies are not people, but anticholinergics, they will quit, not once finding, and not saying
Not a word later, neither to smoke, nor to air, to give a little hug,
And then only the air left in the crumpled linen,
And then in the notebook such bitter dates
Jeans are cunts, but better off.